Борис Виан - Осторожно, классика !

Борис Виан

ОСТОРОЖНО, КЛАССИКА!

Пер. с франц. И.Горачина

Электрические часы пробили дважды, и я вздрогнул, с трудом пытаясь разобраться в путанице своих хаотических мыслей. С некоторым удивлением я обнаружил, что сердце мое начало биться несколько быстрее. Я, покраснев, захлопнул книгу; это был изданный между двумя последними войнами сборник "Я и ты", древний запыленный фолиант, чтение которого меня сильно увлекло, потому что тема его представлялась мне весьма реальной. И я, конечно, заметил, что смущаюсь не только из-за книги, но также из-за дня и часа: сейчас была пятница, двадцать седьмое апреля 1982 года и я, как обычно, ожидал свою ассистентку Флоранс Лорье.

Все это смутило меня сверх всякой меры. Я считал себя абсолютно свободомыслящим: но когда влюбляешься впервые, всякое свободомыслие испаряется; однако мы должны проявлять сдержанность, оказавшись лицом к лицу с представительницей слабого пола. Все же после того, как первоначальный испуг прошел, я нашел ему прочные обоснования - и еще нашел множество оправданий для этих оснований.

Представлять себе ученого, завоевавшего всеобщий авторитет, особенно женщину, этакой бумажной крысой - предвзятое мнение. Теперь женщины, занимающиеся наукой, обычно бывают талантливее мужчин, а в некоторых профессиях, где внешность играет определенную роль, среди них бывают и весьма симпатичные. Однако, если рассматривать эту проблему более основательно, можно достаточно быстро установить, что красивая женщина-математик встречается не реже, чем умная звезда телевидения. Причем женщин-математиков гораздо больше, чем звезд телевидения. Во всяком случае, с практиканткой мне повезло. И хотя до сегодняшнего дня она не пробуждала в моей душе никаких непочтительных желаний, надо быть объективным я, естественно, заметил, что моя ученица обладает известной привлекательностью. Этим и объяснялись теперешние мои возбуждение и смущение. ,,

Она пришла, как обычно, в два часа пять минут.

- Вы выглядите очаровательно,- сказал я, сам удивляясь своей смелости.

На Флоранс был плотно облегающий тело лабораторный халат из нежно-зеленой материи с муаровым блеском, очень простого покроя и все же необычайно подчеркивающий ее привлекательность.

- Он вам понравился, Боб? - она имела в виду халат.

- Очень понравился. Я вовсе не считаю, что подобная тема

достойна обсуждения, даже если речь идет о лабораторном халате. И, однако, хоть это и может вызвать недоумение, я осмелюсь признать, что меня не шокирует даже женщина в пиджаке.

- Я восхищена,- шутливо ответила Флоранс. Хотя я старше

Флоранс лет на десять, она утверждала, что мы ровесники. Из-за этого наши отношения отличались от обычных отношений учителя и ученицы. Конечно, я могу сбрить бороду и коротко подстричь волосы, чтобы быть похожим на ученых добрых старых сороковых годов, но она уверяет меня, что в моей внешности есть что-то женственное и это отнюдь не придает мне внешней респектабельности.

- Как дела с .агрегатом? - спросила она. Она намекала на

довольно деликатную проблему, связанную с электроникой, которую я, к своему огромному удовлетворению, разрешил сегодня утром.

- Я закончил его,- сказал я.

- Браво. Агрегат действует?

- Я узнаю об этом завтра,- ответил я.- В пятницу утром я закончу его внешние детали.

Она заколебалась, опустив глаза. Ничто не могло смутить меня сильнее, чем вид обиженной женщины, и она это знала. - Боб... я хочу вас кое о чем попросить. Я почувствовал себя неуютно. Женщина не должна разыгрывать в присутствии мужчины такую очаровательную дурочку. Ей же богу, не должна. - Скажите мне, наконец, что представляет из себя агрегат, над которым вы работаете? - настаивала она. Теперь я рассердился на нее. - Послушайте, Флоранс, ведь это секретное задание. Она по ложила свою руку на мою. - Боб, даже самая последняя убор щица в этой лаборатории знает о всех ее тайнах столько же, сколько... сколько, ага... лучший шпион с Антареса. Наше радио в течение последней недели систематически потчевало слушателей песенками из "Великого герцога с Антареса", фантастической оперетты Франсиса Лопеса. Что касается меня, я чувствую-отвращение к такого рода легкой музыке. Я люблю классиков: Шенберга, Дюка Эллингтона, или Винсенто Скотто. - Боб, я прошу вас, расскажите мне! Мне так хочется знать, над чем вы работаете... Я снова ответил отрицательно. - Флоранс, зачем вам это нужно знать? - спросил я. - Боб, я... я люблю вас... действительно, люблю. Поэтому вы должны сказать мне, над чем вы работаете. Я хочу помочь вам. Вот так. На протяжении многих лет читаешь в романах описание чувств, которые испытывают герои, услышав первое объяснение в любви. И вот подобное наконец произошло и со мной. Со мной! И это было так приятно и смутило меня намного сильнее, чем я мог себе представить. Я смотрел на Флоранс, смотрел в ее светлые глаза, на ее рыжие, подстриженные очень коротко, по моде 1982 года, волосы. Я подумал, что сейчас она действительно может подчинить меня своей воле, и я не смогу ей противостоять. Раньше я смеялся над любовными историями. Мое сердце бурно билось, и я чувствовал, что руки у меня дрожат. Я с трудом сглотнул. - Флоранс... мужчине нельзя говорить такие вещи. Поговорим о чем-нибудь другом. Она приблизилась ко мне, и прежде чем я успел что-либо предпринять, обняла меня и поцеловала. Я почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног и вдруг обнаружил, что сижу в кресле. Одновременно с этим у меня появилось неописуемо приятное ощущение. Я покраснел и с удивлением обнаружил, что Флоранс сидит у меня на коленях. Тут я, конечно же, снова обрел дар речи. - Флоранс, это неприлично. Встаньте. Если кто-нибудь сюда войдет... пойдут сплетни. Да встаньте же!

- Вы покажете мне ваш агрегат.

- Я... Ох! Мне пришлось уступить. - Хорошо. Я расскажу

вам все. Только встаньте. - Я всегда знала, как вы доб

ры,- сказала она и встала. - Вы использовали ситуацию в

своих интересах,- сказал я.Вам это ясно? Голос мой срывался. Она дружески похлопала ме

ня по плечу. - Подойдите же ко мне, Боб, ведите себя сов

ременно. Я поспешил перейти к техническим описаниям. - Не

напоминает ли вам это первые электронно-вычислительные машины? - спросил я.

- 1959 года?

- Еще более ранние,- уточнил я.- Существовали электронно-вычислительные машины очень примитивной конструкции; вспомните, тогда их монтировали на специальных лампах, так называемых блоках памяти, которые позволяли этим приборам усваивать отрывочные данные.

- Мы проходили это еще в школе,- сказала Флоранс.

- Теперь вспоминайте дальше: этот вид был усовершенствован в 1964 году, когда Росслер обнаружил, что подлинный человеческий мозг, помещенный в соответствующую питательную жидкость, может выполнять те же функции, занимая при этом гораздо меньший объем.