Андрей Мартьянов - Вестники времен

– Ладно, если бы холопы все до единого под рукой дворян были, а арендаторы, скоты эдакие, сами свободны и себя едва не вровень с господами ставят! Ну, где это видано, чтобы виллан первым заговорил с рыцарем?

Гунтер улыбнулся углом рта, меря взглядом сэра Мишеля. Выглядел тот при ярком солнечном свете вовсе не как доблестный рыцарь с книжной картинки – те чистенькие, в сверкающих доспехах, а коли нет таковых, в парчовой или шелковой одежде с иголочки. Как же иначе – золота-то у благородных было завались, куры не клевали! А этот?.. Хорошо, если кольчуга не расползется, будто шерсть, поеденная молью. А портки, простите, где и в чем можно так вымазать? И вообще, где француз разжился подобным матерьяльчиком? О том, что творится под кольчугой и думать не хотелось.

– Пойдем дальше, – твердо сказал Гунтер. Сейчас они стояли почти на вершине небольшой возвышенности, с которой открывался отличный обзор на все окрестности, километров на десять, а то и больше.

– Вон там деревня, – сэр Мишель кивнул вниз. И правда, чуть правее, примыкая к лесу, виднелось скопище домиков и невысокая колокольня церкви. Полоска дороги проходила как раз мимо, а далее убегала к синевшим вдали цепям пологих гор. Гунтер их опознал сразу – Нормандская возвышенность, за ней, к югу, и расположены Анжу и Майен.

Уже на подходе к деревне германец вновь почуял неладное. Судя по всему, телефона в поселке не было, более того, отсутствовали даже обязательные что для Германии, что для Франции или любой иной страны цивилизованной Европы столбы электропередач. Потом началось вовсе необыкновенное: позади вновь послышался конский топот, но обернувшись, Гунтер увидел не сытую крестьянскую лошадь, а трех коней, похожих на арабских – двух вороных и одного серого в яблоках, несшихся во весь опор. Всадники нагнали германца и сэра Мишеля, вихрем пронеслись мимо, подняв облако пыли. Однако, Гунтер сумел рассмотреть, что одежда их была более чем странной для середины двадцатого века – кожаные короткие камзолы, широкие пояса, круглые то ли шляпы, то ли береты с золотыми, наверное, пряжками и длинными узкими перьями. И у каждого о правое бедро бились ножны, но не пустые, как у полоумного нормандца – явственно блеснули гарды мечей, богатых, украшенных камнями. Всадники карьером унеслись к деревне.

– Королевский бейлиф поехал, с сержантами, – как бы невзначай бросил сэр Мишель. – Видать, в Сен-Рикье стряслось чего, разбираться будут.

– Кто проехал? – медленно переспросил Гунтер, пристально глядя на сэра Мишеля. Тот опять ощутил смущение от пронзительного взгляда своего попутчика, опустил глаза и тихо повторил:

– Бейлиф. Королевский. Сэр Аллейн д’Эмери, – помолчал, и добавил: – Он папин друг и даже немножко родственник. Его два месяца назад утвердили бейлифом нашего графства господин де Лоншан, канцлер Англии. А ты не знал?

– Не знал, – мрачно кивнул Гунтер.

– Он тебе не понравился? Зря. Сэр Аллейн добрый христианин и настоящий рыцарь.

– Поэтому и не понравился, – буркнул Гунтер. – Давай топай, добрый христианин, до деревни еще не меньше получасу тащиться. У нас-то лошадей нет. И машины тут не ходят.

– Кто не ходит? – склонил голову на бок рыцарь и приподнял брови.

Гунтер вздохнул и широко зашагал вниз по дороге. Ну не объяснять же болвану про двигатель внутреннего сгорания? Сэр Мишель немного поотстал, озадаченный новым словом, попытался самостоятельно найти ему объяснение и подумал, что «машьина» – это наверно тоже что-то наподобие дракона, может даже самка. Утвердившись в сем заблуждении, он нагнал Гунтера, дернул за рукав и выпалил:

– А у Люфтваффе твоего есть Машьина?

– Есть, – кивнул Гунтер. – Внутри.

Сэр Мишель замолк, пытаясь сопоставить свою догадку с ответом Гунтера. Ничего путного не выходило и он решил, что неправильно понял слово. Ну как же самка может сидеть внутри самца? А в том, что Люфтваффе именно мужского пола, сэр Мишель не сомневался – подтверждение тому видел своими глазами. Так что же такое «машьина»?

Дорога входила в пшеничные поля, тянувшиеся далеко за деревню, к подножию холмов. Спелые колосья слегка покачивали тяжелыми, налившимися головками, с некоторых уже начало осыпаться золотистое зерно. Сэр Мишель сорвал колос, растер его между ладонями, сдул шелуху и бросил несколько зерен в рот.

– Хочешь? – он протянул руку, предлагая Гунтеру крупные спелые семена. Тот взял немного, разжевал. Хорошо знакомый с детства мучнистый вкус, слегка отдающий травой…

– Вкусно? – улыбнулся рыцарь, и Гунтер кивнул:

– Да. Слушай, сэр, может, ты голодный?

У сэра Мишеля и на деле слегка разыгрался аппетит. Тяжкое похмелье, наконец, отпустило его, и в желудке, разбуженном вкусом пшеницы, негромко заурчало.

– Придем в деревню, как ее – Сен-Рикье? – пожуем чего-нибудь, – пообещал Гунтер, перехватив хмурый взгляд сэра Мишеля.

– У меня денег нету, – сказал рыцарь.

– Ну и что? – ответил Гунтер, продолжая делать вид, что верит нормандцу. – Ты же благородный – обязаны накормить, а то велишь всех высечь.

– Нельзя, – серьезно проговорил сэр Мишель. – Это лен сэра Бреаля, и меня они за хозяина не почтут. Выгнать, конечно, не выгонят, но и кормить задаром не станут.

Гунтер, перебросив автомат на плечо, залез во внутренний карман кителя, потом пошарил в карманах бриджей и извлек на свет неведомо как завалявшиеся там несколько серебряных монет в две марки. Между прочим, берлинской чеканки, 1938-го года.

– Держи, на пропитание благородному рыцарю, – усмехнулся Гунтер, кидая сэру Мишелю монетки. Тот ловко словил их, мельком глянул, но тут же зажал в кулаке и, сдвинув брови, посмотрел на Гунтера.

– Подачки не беру, не пристало это рыцарю и сыну барона…

– Какие подачки? – поморщился германец. – Ты же мне помогал, вот тебе вознаграждение! – и, недолго подумав, добавил: – Ибо написано: «Просите и дано будет вам». У Матфея, верно?

– Верно, – подтвердил сэр Мишель. – Но я же не просил!

– Да ну тебя! Сам не можешь разобраться в своих рыцарских приличиях-неприличиях, так молчи уж, когда тебе добро делают!

– Ла-адно, – протянул рыцарь, оставшийся, правда, довольным. Денежки не очень увесистые и чеканки неизвестной, но на эль да кусок мяса с кашей вполне хватит. А больше-то ему и не нужно, привык уже. Сэр Мишель раскрыл ладонь и взял двумя пальцами монетку, решив рассмотреть ее поподробнее. С одной стороны была выбита цифра сарацинского начертания «два», окруженная лавровыми и дубовыми листьями, под нею виднелись такие же маленькие циферки 1938, а вот оборотная сторона заставила рыцаря призадуматься. Подобного герба сэр Мишель прежде не видел: широко раскинувший крылья геральдический орел восседал на туго сплетенном венке, внутри которого красовался символ солнца. Однако, лучи его были повернуты не как положено, а противосолонь, что означало «ночное» Солнце, катящееся по внутренней стороне нижнего неба. Похожие солнечные символы сэр Мишель видел в гербах некоторых рыцарей из Британии, в основном у валлийцев или ирландцев. Но там лучи древнего знака солнца были направлены в правильную сторону…