Виталий Забирко - Слишком много приведений

Мне показалось, что мышцы на неподвижном теле Куцейко заиграли, забугрились, и только мгновение спустя я понял, что присутствую при фантастическом зрелище оживания татуировки. Громадная змея, неторопливо распуская свои кольца, сползала с плеч художника. Плоская, сердцевидная голова чуть покачивалась из стороны в сторону, через равные промежутки времени выстреливая из пасти трепещущий раздвоенный язык, немигающие маленькие глазки завораживали. В этот момент Куцейко напоминал статую божка неизвестной религии, насылающего на мир мистического гада. Я покосился на Артамонова и увидел, что он замер в гипнотическом трансе со стеклянными глазами и приоткрытым ртом. По лицу медсестры трудно было угадать, попала она под гипнотическое воздействие или нет, но она тоже не шевелилась. Зато на Серебро гипноз не действовал, и по напряженной позе, по нервно подрагивающему колену было понятно, что он в любой миг готов выдернуть руку из кармана и выстрелить.

Странно, но страшно не было, хотя змея, сползая с тела Куцейко, двигалась именно ко мне. Отстранение подумалось, что вся эта сцена весьма напоминает охоту киплинговского Каа на бандерлогов.

Змея преодолела половину расстояния, приостановилась и начала свивать на полу кольца, готовясь к прыжку. Но осуществить его не успела.

- Стоп! - гаркнул Серебро и выдернул руку из кармана. - Сюда смотри!

Нет, не пистолет он сжимал в кулаке - в протянутой руке блестела золотая монета.

Змея отвела взгляд от моего лица и медленно повернула голову к Николаю Ивановичу. За окном ослепительно блеснула близкая молния, пушечным выстрелом, сотрясая стены, ударил гром. На мгновение ослепший, я не понял, что случилось, а когда зрение адаптировалось, увидел, что змея движется вспять, наматываясь на тело Куцейко. И вроде бы ничего не произошло: никто из присутствующих не сдвинулся с места - однако язычок из пасти змеи перестал, трепыхаясь, выпрыгивать, а в неподвижных глазах редкими вспышками блистало отражение золотой монеты.

Серебро опустил руку и спрятал монету в карман. Змея вернулась на свое место, сжала кольца вокруг тела художника и вновь обратилась в татуировку. Куцейко глубоко вдохнул, распрямился на стуле. Сбоку послышался лязг зубов и шумный выдох - Артамонов тоже вышел из гипнотического транса и захлопнул рот. И только медсестра продолжала неподвижно стоять рядом с Куцейко. Ну что возьмешь с манекена?

- Что случилось? - ветре воженно спросил Куцейко. - Что вы сделали с моей змеей?

- Ничего страшного не произошло, - ответил Серебро. - Все нормально.

- Неправда. Я чувствую, она чем-то недовольна,

- Да, недовольна. Я ей запретил сделать то, что она хотела.

Куцейко задумался, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

- Почему? - спросил он. - Почему вы ей запретили?

- Потому, - раздраженно повысил голос Серебро, - что здесь командую я, а не твоя змея. Понятно?

- Да. - Куцейко встал со стула. - А можно... - Он покосился на медсестру. - Можно мне с Романом поговорить?

- Нет, - отказал Серебро. - Он парализован и разговаривать не может.

- Ну... подойти хотя бы... Поздороваться...

- Нет! - сказал как отрубил Серебро. - Не сейчас. Как-нибудь в другой раз. - Тон Николая Ивановича неожиданно смягчился. - Идите, Саша, вы свободны. Но попрошу в ближайшие три-четыре дня территорию базы не покидать.

- Как скажете...

Дверь за Куцейко закрылась, и Серебро повернул голову к медсестре.

- Глаз с него не спускать!- приказал он. - Все попытки покинуть территорию базы пресекать любыми средствами. Любыми!

Даже не кивнув в знак понимания, медсестра молча вышла. Умела ли она вообще говорить? Ни одного слова я от нее не слышал.

Серебро встал с кресла, совсем по-человечески потянулся, распрямляя спину, на губах заиграла улыбка.

- Ну и как? - торжествующе спросил он Артамонова. - вы все видели?

- Ничего я не видел, - пробурчал нейрохирург, аккуратно отлепляя с моего тела датчики.

- Ах, да... - спохватился Серебро, - понятно... Сейчас мы пройдем в операторскую, пленочку прокрутим, вместе посмотрим. - Он наконец повернул лицо ко мне. - Вот так, Роман Анатольевич! Кое-что мы о вас уже знаем. Василий Андреевич уверяет, что скоро ваша память восстановится. Как вы считаете, вернутся ли при этом ваши способности?

- М-м-м... - промычал я.

В моем предельно кратком речевом лексиконе "да --нет" неопределенный ответ отсутствовал, но Серебро меня понял.

- Вот и я не знаю, - сказал он. - Зато, надеюсь, узнал. как вас в случае возвращения способностей держать в узде. Держать так, чтобы взбрыкивать не вздумали. Вы уже закончили? - обратился он к Артамонову.

-Да.

- Тогда идемте смотреть "кино".

Возле двери Серебро повернулся и сказал:

- Отдыхайте, Роман Анатольевич, набирайтесь сил. Нам с вами до-олго работать вместе. И, надеюсь, плодотворно.

Тон у него был благожелательный, добрый, но я прекрасно помнил, как несколько минут назад он почти тем же тоном отправил за двери Куцейко и что потом последовало.

Артамонов тоже обернулся у двери, но ничего не сказал. Однако мне почудилось, что в его глазах плеснулось то ли сострадание, то ли жалость.

Дверь закрылась, и сразу же в комнате начало светлеть. Я посмотрел в окно. Тучи рассеивались; гроза, так и не разразившись дождем, прокатилась мимо.

После обеда совсем распогодилось. Выглянуло солнце, и я решил прогуляться. Кто его знает, может, через час опять начнется гроза - последние два дня я из-за дождя носа высунуть на свежий воздух не мог. Прав был Артамонов - взбесилась погода в Алычевске.

Из утреннего обследования я ничего не понял, но отнесся к этому философски. Будь что будет. Восстановится память, тогда и попытаюсь проанализировать ситуацию, а сейчас нечего попусту голову ломать. Пусть она у Серебро и ему подобных болит.

С грехом пополам облачившись в халат, я загрузил свое тело в инвалидную коляску и, выехав из комнаты, покатил по громадному коридору. Двери по обе стороны коридора, как всегда, были закрыты. Меня никогда не интересовало, что и кто за ними находится, но тут я заметил, что одна из дверей по левую сторону приоткрыта и в щель просачивается полоска света.

Я подкатил поближе и остановился. Из-за двери доносились голоса.

- Эти лошади у меня уже в печенках сидят, - узнал я голос белокурого массажиста. - Каурые, саврасые, гнедые... В глазах рябит.

- Учи, Андрюша, учи, - насмешливо ответил ему голос Махмуда. - Глядишь, на конезавод осеменителем устроишься.

- Да пошел ты... - незлобиво сказал Андрей. - Я еще понимаю, когда два месяца назад Серебро заставил нас собирать информацию о местном ипподроме. Тогда очень удачно получилось. Но сейчас-то зачем? Кстати, мне до сих пор не ясно, как Серебро догадался, что Челышев появится на ипподроме? По нашим данным, он никогда не интересовался лошадьми.