Валерий Заворотный - Кухтик, или История одной аномалии

- Люси, мой друг, - услышал Кухтик дребезжащий старушечий голос. - Не правда ли, пирожные у мадам Кулебкиной были отменны?

- О Жаннет, ты, я вижу, неисправима, - отвечала вторая старушка. - Как можно? А диета?

- Увы, мой друг, - отозвалась первая. - Это сильнее меня. Крем, розочки, буше, тарталетки!..

- Ах, Жаннет, Жаннет, - покачала головой её спутница. - И в Париже ты делала то же самое. Поверь, дорогая, добром это не кончится.

Старушки скрылись под пышной кроной деревьев. Снова переведя взгляд на серебристый автомобиль, Кухтик увидел возле него рослого человека в белом костюме. Тот, заслонившись ладонью от солнца, оглядывался вокруг.

- Василий! - звучно произнес он. - Василий! Ты где?

Словно отозвавшись на его возглас, из-за автомобиля вышли два милиционера. Кухтик с трудом узнал их. На обоих была новая, с иголочки, форма со множеством золотых нашивок и с блестящими жетонами на груди.

- Василий! - громко повторил человек в белом костюме. - Где же ты, мать...

- Простите, сэр! - обратился к нему тощий милиционер. - У вас проблемы?

Увидев стражей порядка, человек смутился.

- Эскъюзми! - пробормотал он. - Сорвалось...

- Все о'кей! - сказал милиционер и вежливо козырнул. - Вам помочь? Мей ай хелп ю?

- Хелп, хелп, - кивнул мужчина. - Василий, понимашь, бьюик свой припарковал не по делу. Он, падла...

Мужчина снова смутился и покраснел, а милиционер укоризненно покачал головой.

- Эскъюзми, - повторил мужчина. - Дело в том, джентльмены, что сэр Василий имел неосторожность оставить свой кар в не совсем удобном месте. Я, собственно, ничего не имел бы против, но у нас, видите ли, запланирована демонстрация... В защиту бездомных собачек... И машина может помешать проведению шествия.

- Собачки? - деловито осведомился тощий страж. - Не извольте беспокоиться.

Милиционер повернулся и внимательно оглядел площадь.

Говорившие находились в нескольких десятках метров от Кухтика, но каждое их слово он слышал совершенно отчетливо, будто они произносили их совсем близко. Казалось, воздух обрел какие-то новые свойства и доносил до него любой звук с площади.

- Сорри! - произнес милиционер, вновь повернувшись к автомобилю. - Не это ли ваш друг?

Он указал на угол ближайшего дома. Кухтик посмотрел туда и увидел живописную группу. С десяток молодых розовощеких девиц выстроились цепочкой у стены, взявшись за руки. На них были узорчатые сарафаны и высокие кружевные кокошники. Перед шеренгой девиц на резном табурете сидел мужчина в широких синих штанах и красной рубашке. В руках у него была гармонь.

Мужчина склонил голову, растянул мехи, и девицы хором запели:

Приходи ко мне в страну Марылбо-о-ору.

Привяжи свого коня у забо-о-ору...

Гармонист улыбнулся, обнажив ряд ровных, ослепительно белых зубов. Девицы тряхнули длинными косами и продолжили:

Как привяжешь ты коня у забо-о-ору,

Так закурим мы с тобой Марылбо-о-ору.

- Дык точно он! - воскликнул мужчина у автомобиля, глядя на гармониста.

- Мы вам ещё нужны, сэр? - спросил у него нарядный милиционер, тоже сверкнув белозубой улыбкой.

- Нет, нет! - расплылся мужчина. - Сэнк ю, сэнк ю!

- Уэлкэм! - Оба милиционера козырнули и степенно направились в сторону девичьего хора.

Остановившись возле поющих, один из них наклонился к человеку с гармонью и что-то тихо сказал ему на ухо. Тот прекратил играть, поднялся, поставил гармонь на табурет и рысцой затрусил к автомобилю. Девицы обступили ментов.

- Вася, - сказал высокий мужчина, когда гармонист подошел к нему. Мон шер, ты меня огорчаешь!

- Пардон, пардон! - засуетился тот. - Момент! Один момент!

Он быстро открыл дверцу, нырнул внутрь, и через секунду машина тронулась с места. Отъехав к краю площади, она остановилась, пристроившись в хвост длинной вереницы припаркованных там автомобилей.

Человек в белом костюме подождал, пока его друг отъедет, и двинулся к дому, на котором сверкала вывеска "Бар "У Лукича"". Из дверей бара навстречу ему вышел юноша с накрахмаленным полотенцем в руках.

- Добро пожаловать! - поклонился он. - Милости просим... Заждались!

Они несколько секунд постояли у входа.

- Рады, рады! - донеслось до Кухтика. - Севрюжечки? Как всегда-с?

- Пожалуй, - последовал ответ. - Севрюжечки... И насчет икорки распорядись, милейший.

После чего оба скрылись за дверью.

Кухтик, почти до пояса высунувшись из окна, озирался по сторонам. Он увидел, как давешний гармонист вылез из серебристой машины, подошел к соседнему автомобилю, наклонился к окошку и воскликнул:

- Хау ду ю ду, Майкл!

- И тебе хаю! - ответили ему, и наружу вылез толстяк в шляпе с широкими полями.

- Как она, жизнь? - спросил толстяка гармонист. - О'кей?

- А фиг лишь! - ответил тот.

- Ты на скачки? - поинтересовался гармонист.

- Увы, май дарлинг! - Толстяк развел руками. - Увы! Я - на биржу. Курс, сам знаешь, растет.

- Растет, растет, - подтвердил гармонист. - Итс лайф.

- Итс лайф, - согласился толстый. - Туды её в качель!

Внезапно под окном Кухтика послышался странный шорох. Он посмотрел вниз и увидел, что в зеленых листьях деревьев появились маленькие оранжевые шары. Они покачивались и набухали прямо на глазах. Спустя минуту все кроны украсились огромными спелыми апельсинами. Ветви согнулись к самой земле под тяжестью бесчисленных плодов. Кухтик обомлел.

С площади раздался протяжный свист.

- Мишка! - заорал гармонист в красной рубахе. - Майкл! Гляди, чо творится!

Толстяк у машины присел и раскрыл рот.

- Ли-пе-си-ны! - прошептал он.

- Оне! - крикнул гармонист. - Вона сколько!

- За-дар-ма! - подпрыгнул на месте толстяк.

Они быстро переглянулись и, не сговариваясь, бросились к деревьям. Расстегивая на бегу рубаху, гармонист подлетел к склоненным ветвям и стал лихорадочно срывать оранжевые шары. Его приятель, выкрикивая: "Во!.. Во!.. Там ещо, там!" - орудовал рядом.

Под вывеской "Бар "У Лукича"" распахнулась дверь. На пороге показались человек в белом костюме и юноша с полотенцем в руке. Застыв на минуту, они дружно сорвались с места и понеслись через площадь. Мгновение спустя мужчина уже двумя руками обрывал плоды, утробно рыча при этом. Ногой он отпихивал юнца с полотенцем, который вцепился в толстую ветку и изо всех сил тряс её. Апельсины градом сыпались ему на голову. От стены голубого дома к деревьям, визжа, летели девицы в кокошниках.

Кухтик отпрянул в глубь комнаты. Голова его шла кругом.

Сзади раздался негромкий скрип. Он оглянулся. В дверях стоял Надькин отец. Лицо его было гладко выбрито. На шее под белым воротничком топорщился галстук-бабочка. Одет Надькин отец был в черный отглаженный фрак.

- Гуд ивнинг, малой, - произнес он.

Кухтику стало плохо, и он грохнулся на пол...

III

Время шло. Одна шестая часть суши земного шара семьдесят шестой год жила ожиданием.