Андрей Арсеньев - Хадур

– Не мутант, – согласился Антон. – Тогда он бы уже давно засунул свой язык в наши бошки.

– Да, ты говоришь правильно. И что ты предлагаешь нам делать?

– Да, бросить его к черту, – резко сказал Антон, и он считал это хорошей идеей. – А, может, он уже сам нас бросил, потому что не хочет с нами оставаться. Он мне так и сказал: «Не переживай, не останусь я с вами. В Москву мне надо». Так что хрен с ним, пусть проваливает.

– Все равно мы не можем его оставить, – Священник находился в полной уверенности, что Максим посланник божий, и всеми силами готов защищать его. – Он спас Машу, помог тебе, ничего у нас не украл, и никого из нас не убил. Я вправе считать Максима хорошим человеком.

Антон задумался над этими словами. Возможно, Священник прав, но все равно ему не нравился Максим, в нем присутствовала что-то не человеческое, словно другая сущность скрывалась под личиной посланника божьего.

– А зачем ему в Москву? Он не сказал?

– Никак нет.

Священник перевернул головешку, руку обдало жаром.

– Что-то он долго, – сказал Священник, но в голосе не слышалось беспокойства. – Может пойти поискать его?

– Да зачем это нужно? – Антон удивился. – Я же говорю, что мы ему на хрен не сдались. Свалил он, вот и все. Так что успокойся и забудь.

– Нет, все же я схожу, поищу его, – Священник поднялся. – Бог мне не простит, если я брошу человека. Я знаю.

Антон не понимал привязанности Священника к Максиму, но он понимал, что старика не остановить, а если Священник пойдет один, то, возможно, заблудится, и это может стоить ему жизни. Священник будет бродить кругами, но так и не сумеет найти выход из леса, умрет от истощения. Или погрязнет в болоте и захлебнется.

– Ладно, я схожу с тобой. Но только не думай, что я тоже считаю его посланником божьим, – Антон поднялся и слегка потряс Машу за плечо. – Мы пойдем, Максима поищем, присмотришь за Лидией? – Маша, которая уже успела уснуть, кивнула. – Если что кричи. Громко кричи.

Маша еще раз кивнула и села, чтобы не уснуть. Священник и Антон ушли вслед за Максимом, а Маша проводила их сонным взглядом.

Максим отходил от импровизированного лагеря все дальше и дальше. Несколько раз он оборачивался, но продолжал видеть тусклый костер сквозь желтеющие кусты. Обернувшись в четвертый раз, он увидел, что костер исчез среди неровных стволов и густых зарослей, и Максим почувствовал, будто он оказался в другом мире, мире дикой природы, нетронутой человеком, где вообще неизвестно о существовании цивилизации. Но жестяная банка из-под пива – захрустевшая под стоптанным ботинком Максима – напомнила о том, что человек успел нагадить по всей планете.

Максим не пошел в сторону бурелома и болотистых земель, и он не собирался искать деревню. Он двинулся на юг, планировал пройти некоторое расстояние лесом, а затем выйти к шоссе и продолжить движение на Москву. Возможно, ему повезет, и он найдет заправленный автомобиль с рабочим аккумулятором. Ну, а если не найдет, то будет идти пешком. И Максим вспомнил книгу, которую он читал в шестом или седьмом классе – «Путешествие из Петербурга в Москву». Воспоминания о школе, о приятном и беззаботном детстве заставили улыбнуться.

Но что-то его останавливало. Это «что-то» хватало за руки, упиралось в грудь и просило подождать, не уходить, не бросать эту кучку перепуганных и потерявших убежище и друга людей. Остановиться. Вернуться и помочь им найти хотя бы дом, чтобы несчастные смогли пережить скорую зиму. Максим считал, что он тоже приложил руку к их бедам, ни напрямую, но косвенно.

Нет, я не причастен к этому, уверенно заявил он сам себе. Я не просился к ним в дом на ночь и не я прибежал в дом с толпой тварей. Я к этому непричастен, и не мое дело, что с ними будет.

Все правильно. Брось их и иди ко мне. Путь ты знаешь, осталось лишь пройти его…

Боль появилась резко, но казалась терпимой. Постепенно она росла, порождая ощущение того что вот-вот лопнет череп. Максим зажмурился.

…тебе нравится белокурая сучка, но ты не должен на это отвлекаться, ты выше этого. Сильнее. Иди. Ты знаешь, где я, и мы должны встретиться.

Максим схватился за голову и уселся под дерево. От боли помутилось зрение, и картинка перед глазами превратилась в темное размытое пятно. Максиму казалось, что он может потерять сознание (или разум?) в любую секунду. Но где-то в дальнем и темном углу подсознания он желал этого. Он хотел потерять сознание. Отключиться. Хотел не слышать этот ужасающий голос и не чувствовать боли.

Кто ты?

Иди…

Кто ты?

…ко мне!

Ответь…

Зрение отключилось полностью, и Максим начал проваливаться в темноту. Постепенно скорость падения увеличивалась. Он пытался ухватиться хоть за что-нибудь, но руки не могли ничего нащупать. Оставалось только падать, ожидая смертельного удара в любую секунду.

Неожиданно темнота начала рассеиваться и послышался приятный голос. Добрый голос из другой реальности, но он слышал его. «Максим, что с тобой? Очнись. Открой глаза». Веки. Максим пытается поднять тяжеленые веки, но сначала ему не удается это сделать. Он предпринял еще попытку, и когда глаза открылись, кругом все еще было темно, но теперь Максим различал силуэты.

Я в лесу и я снова отключился.

Перед взором Максима появилось лицо, покрытое густой бородой. Затем он увидел глаза, они смотрели прямо на него и казались испуганными, а затем в зарослях бороды появилась улыбка.

– Максим, – Священник тряс его за плечи. – Что с тобой? Ты в порядке?

– Да, да, – зрение вернулось к Максиму, и прямо перед собой он увидел Священника, стоящего на коленях. Антон тоже был рядом и держал правую руку в кармане армейских штанов, Максим не сомневался, что тот сжимает рукоятку пистолета. – Просто уснул.

– Ну да, конечно, – Антон смотрел на него с уже привычным подозрением, и взгляд перемещался с лица человека на мачете и обратно. – На сырой земле под деревом.

Максим действительно лежал на сыром мху, но дождевик не пропускал воду, и она не могла добраться до тела. Он не собирался объяснять это Антону. Максим начал подниматься с земли, и Священник кинулся помогать, но помощь не требовалась. Максим знал, что когда появляется демонический голос – начинает болеть голова и мутиться сознание, отчего он иногда отключался на минуту-другую. Но как только голос замолкал, то боль и помутнение разума мгновенно отступали, будто ты принял таблетку анальгина.

Священник придержал Максима, пока он поднимался, а затем принялся очищать свои колени, на землю посыпались елочные иголки, желтые листья, кусочки мха, но сырые круги ему не удалось оттереть. Антон стоял рядом и пристально наблюдал за Максимом, продолжая держать руку в кармане с пистолетом. Когда Священник закончил чистку своих потасканных и грязных штанов он поднял взгляд на Максима и сказал: