Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том первый

Теперь не только Никитин, но и все остальные видели волка под овечьей шкурой. Впрочем, на волка он никак не тянул – так, шакал, не больше. А Кудрявцев не останавливался:

– Когда откинулся в последний раз?

Иванов, явно не собиравшийся отвечать на этот вопрос, вдруг махнул рукой и каким-то совсем убитым тоном проговорил:

– Сегодня. К жене ехал – как на крыльях летел. Думал все – завяжу. На зонах до пенсии почти дожил. Только по домофону с ней и поговорил. На восьмой этаж без лифта, без остановки. А у двери чемодан. Я даже ломиться в квартиру не стал. Так с чемоданом в окно с лестничной площадки и шагнул. Потому что никому кроме нее не нужен был. А теперь и ей не нужен стал.

Он повернулся и пошел за лопатой, которую совсем недавно оставил у одиноко стоящей стены. Слышал ли он последнюю фразу, адресованную командиром Холодову: «Смотри за ним, сержант. Внимательно смотри. Особенно к оружию не допускай!»? Во всяком случае, не обернулся.

– Может, – показал Холодов на АК-74, который держал в руках, – эти возьмете, полегче все-таки.

– Нет, – решительно отказался Кудрявцев, – сколько там разницы – сто граммов? Зато знаешь, какой рикошет в лесу от пульки пять-сорок пять. Того и гляди назад в тебя прилетит. Нет, – он ласково погладил по прикладу своего автомата, – только АКМ!

Подполковник осмотрел свой небольшой отряд, готовый выступить в поход. Он сам, пять израильтянок, профессор и Никитин представляли собой грозную силу – совсем не так выглядел первый отряд, вышедший совсем недавно из русского лагеря.

Теперь с плеч свисали четыре автомата Калашникова – у самого подполковника, Никитина, Романова и Оксаны. У последней не было разгрузки с тяжеленными магазинами, но и тех, что были в жилетах у парней (всего двадцать четыре – больше семисот патронов, и это не считая тех, что уже торчали грозно из АКМ) хватило бы на серьезный бой. На профессоре жилет защитного цвета немного свисал на сторону, отчего тот морщился и дергал его, пытаясь восстановить баланс. Наконец командир шагнул к нему, одернул немного великоватый профессору камуфляж и быстро пробежался пальцами по застежкам, увязывая жилет правильно – то есть не туго и не слишком свободно, не пропуская ни одной липучки, так что их почти совсем не стало видно. Прежде же они торчали во все стороны, отчего профессор был похож на языческое дерево с привязанными к нему лоскутками.

Очень грозно смотрелась и Бэйла, или Бэла – в интерпретации Анатолия, так и не выпустившая из рук винтовки. Она еще не знала о запасных магазинах в трех подсумках, дожидавшихся своей очереди в рюкзаке Никитина. Парень решил молчать до последнего – то есть до той минуты, когда этот запас понадобится. На поясах у трех других девушек висели кобуры с ПМ; сколько запасных патронов захватил запасливый подполковник, Никитин не знал, но был уверен, что такой запас существует. Скорее всего он прятался в рюкзаке Кудрявцева; точно такой же свисал со спины Романова. Командир кроме автомата был вооружен еще и двумя пистолетами – кроме своего, родного, с которым он пришел сюда, на другом боку свисала длинная кобура, раньше украшавшая предводителя сирийских бандитов. Кудрявцев, заметив его взгляд, с неподдельной радостью улыбнулся:

– А это персональный подарок для меня, – он вытянул из кобуры пистолет с длинным дулом, длиннее того, которым командир совсем недавно несколько раз убил одного махайрода (это не Анатолий – это доцент сказал), – ПБС – пистолет Стечкина, бесшумный. Только патронов маловато – четыре магазина всего, да плюс мои четыре.

Он огорченно покачал головой и, взглянув на левую руку, на которой отвернул рукав камуфляжной куртки, хитро улыбнулся, спросив у профессора:

– Признавайся, Алексей Александрович, любопытство грызет?

Любопытство грызло не только профессора; Никитин тоже замечал, как часто повторял этот жест командир, пока они шли по тропе. Но ответил все-таки профессор:

– Грызет, Александр Николаевич, грызет. Понятно, что у вас там что-то вроде компаса, что вы берете какой-нибудь румб, или азимут – я в этом не разбираюсь. Но что это нам дает?

– Очень много это нам дает? – улыбнулся Кудрявцев, – это нам сейчас поможет точно выйти на кусочек Тель-Авива и… Какие еще там города должны быть? – повернулся он к Оксане, которая синхронно переводила на иврит.

– Иерусалим, Яффа, Эйлат, – перечислила Гольдберг.

Остальные израильтянки заметно оживились.

– Не понимаю, – сдался Романов, – я слышал где-то, что выпускник высшего военного училища вполне может заменить учителя по некоторым предметам, наверное, по географии тоже… Но пока все равно не понимаю!

– Не заменить, а вполне законно работать в школе – диплом позволяет. По крайней мере, мой диплом такое право давал. А что касается географии… Не оторвете ли мне листок из вашего блокнота, уважаемый профессор?

– Зачем отрывать, – ответил Романов, – пишите прямо здесь. Может, когда-нибудь мой ежедневник будет лежать в музее, в центральном зале, с разворотом на этой странице…

Командир поднял недоуменно правую бровь, но на это предположение никак не ответил, проводя прямо посреди страницы длинную вертикальную линию. Внизу эту линию украсила буква «Р», вверху «С»; слева посредине мелким аккуратным почерком было приписано: «7 км». Никитин догадался, что обозначают верхняя и нижняя буквы:

– Из России в Сирию, – командир поощрительно улыбнулся и написал еще две буквы, теперь уже совсем понятные, и Анатолий снова отличился, – юг и север.

– Совершенно верно, – кивнул командир, – мы шли точно на север и прошли ровно семь километров. Чуть поменьше, если уж следовать точно законам геометрии.

Он снова хитро посмотрел на профессора, и снова тот пожал плечами. Подполковник деланно огорчился и продолжил рисовать на листке, объясняя:

– Если мы пойдем сейчас на юго-восток, держась ровно на сорок пять градусов, а затем на юго-запад на те же сорок пять градусов.., – его рука, вооруженная авторучкой, завершила треугольник, вернувшись к букве «Р», – то придем опять туда, откуда вышли. При этом расстояние Б и С (авторучка быстро пометила две пока пустые стороны треугольника) будут равны… Ну же, профессор.

Однако первым, к явной досаде ученого, опять ответил тракторист.

– Так это же теорема Пифагора!

– Точно! – хлопнул себя по лбу Романов. Он забормотал, считая, – семь в квадрате, поделить на два.., извлекаем квадратный корень… Пять! Снова пять! Так вы думаете…

– Совершенно верно, – подполковник ткнул ручкой в точку, к которой тут же пририсовал букву «И» – Израиль, – нам нужно сюда!

– Но тогда.., – профессор выхватил из рук командира ежедневник и начал лихорадочно черкать в нем, заполняя листок чем-то вроде рыбацкой сети с ячеей в те самые пять километров, – значит, в каждом узле должны быть такие же… развалины, – он обвел взглядом сирийский анклав, в котором уже закипела работа по переносу тяжестей.