Эдгар Берроуз - Люди-монстры

Вирджиния мгновенно сообразила, что медлить нельзя, тогда как пираты осознали новую серьезную опасность и принялись палить из своих мушкетов по бесстрашной девушке, залегшей за небольшим щитком пулемета. Свинцовые пули яростно забарабанили по щитку либо же с угрожающим свистом проносились над головой девушки. И тогда Вирджиния нажала на гашетку.

Пули, выпускаемые со скоростью пятьдесят штук в минуту, изрешетили нос лодки, но вдруг на корме поднялся богато одетый малаец и замахал белым лоскутом, привязанным к острию криса. Это был раджа Мюда Саффир, который разглядел лицо девушки, и при виде ее красоты его сердце воспылало иной страстью, нежели страсть к наживе.

Завидев знак перемирия, Вирджиния прекратила стрельбу. Затем высокий малаец отдал несколько команд, гребцы взялись за весла, лодка развернулась и двинулась назад к выходу из бухты. В тот же миг с берега раздался выстрел, вслед за ним громкие крики. Обернувшись, девушка увидела отца и фон Хорна, гребущих изо всех сил к "Итаке".

Глава 2. ТЯЖЕЛЫЙ СУНДУК

Вирджинии и Сингу пришлось многократно рассказывать о дневном происшествии, участниками которого они оказались. Китаец никак не мог понять, что остановило пиратов у самого порога победы. Фон Хорн предположил, что те увидели плывущее от берега подкрепление, но Синг возразил, что это невозможно, поскольку "Итака" находилась прямо между пиратами и спешащим на выручку экипажем.

Вирджиния была уверена, что пиратов обратила в бегство стрельба из пулемета, но Синг не поддержал ее, указав на то обстоятельство, что через секунду лодка подошла бы вплотную к борту "Итаки" и пулемет оказался бы бесполезным.

Старый китаец был убежден в том, что у пиратов была какая-то тайная причина начать отступление, и его многолетний опыт человека, избороздившего воды, кишмя кишевшие пиратами, придал вес этому суждению. Слабым же местом в его выводе была неспособность предложить разумное объяснение. Таким образом, они долго и безуспешно гадали о загадочном поведении пиратов, которое избавило их от кровавого столкновения с этими жестокими морскими волками.

В течение недели люди были заняты устройством лагеря, но Вирджинию уже не оставляли без надежной охраны. Фон Хорн теперь был всегда при деле, так как на него целиком легло руководство всеми важными вопросами практического характера. Сам профессор предпочел наблюдать за строительством домов и частокола, давая ценные, с его точки зрения, советы, и девушка снова обратила внимание на относительное безразличие отца к ее судьбе.

Ее шокировало равнодушие отца во время пиратского налета и огорчило, что не он, а фон Хорн настоял на необходимости охранять ее.

По мере того, как близилось время вновь приступить к экспериментам, которыми он не занимался уже несколько месяцев, профессор становился все более замкнутым и рассеянным. Временами он грубил окружающим, а уж для дочери у него и подавно не хватало ни доброго слова, ни ласки, для дочери, еще несколько месяцев тому назад бывшей смыслом всей его жизни.

Всякий раз, когда Вирджиния ловила на себе его взгляд, ей казалось, что в глазах отца сквозит неприязнь, словно ему не терпелось избавиться от нее, чтобы она никоим образом не мешала его работе.

Наконец лагерь был готов, и днем в субботу самые тяжелые вещи со шхуны перевезли туда. В понедельник планировалось перенести на сушу остальные предметы, и экипаж должен был переселиться с судна на новое место жительства.

Ближе к вечеру в воскресенье из-за песчаной косы, прикрывающей бухту с юга, показалась маленькая туземная лодка и через несколько минут подошла к борту "Итаки". В ней было всего трое - двое даяков и малаец. Последний высокий пожилой мужчина крепкого телосложения, с угрюмым лицом, на котором виднелись признаки вырождения. Одет он был как обычный малаец-лодочник, но во всем его облике и обращении со спутниками сквозило нечто такое, что не соответствовало его бедной одежде.

В ответ на окрик фон Хорна человек попросил пустить его на борт для торговли и обмена. Когда же он поднялся на шхуну, оказалось, что явился он с пустыми руками. Нимало не смутившись, он заявил, что сперва хочет выяснить, в чем они нуждаются, а уж потом привезти необходимые товары.

Разговор проходил в присутствии Синга, но по его ничего не выражающему лицу нельзя было догадаться о том, какие мысли роятся в этом загадочном азиатском мозгу. Малаец пробыл на судне примерно полчаса, беседуя с фон Хорном, как тут на палубе появился помощник капитана Будудрин. Никто, кроме Синга, не заметил, что в глазах обоих малайцев промелькнула и тут же погасла искорка узнавания.

От китайца также не укрылся вспыхнувший в глазах "торговца" блеск, когда тот увидел вышедшую из каюты Вирджинию, но ни словом, ни жестом малаец не показал, что вообще заметил ее. Чуть позже он ушел, пообещав вернуться с товарами на другой день. Однако в следующий раз они увиделись с ним лишь через несколько месяцев.

Вечером того же дня, прислуживая Вирджинии за ужином, Синг спросил девушку, узнала ли она дневного гостя.

- Конечно, нет, - ответила та, - я видела его впервые.

- Тс-с-с! - предостерег китаец. - Не говори громко. У стен есть уши!

- О чем ты, Синг? - спросила девушка, понизив голос. - Странный ты какой-то сегодня. У меня даже коленки задрожали, - добавила она, улыбнувшись.

Но Синг, вопреки обыкновению, не ответил улыбкой на ее улыбку.

- Твоя не помнить высокий раджа с белой тряпкой в пиратской лодке, а? допытывался он.

- О, Синг! - воскликнула девушка. - Конечно, помню. Но если бы не ты, мне и в голову бы не пришло сравнивать их. Они очень похожи, верно?

- Похожи? Они один и тот же человек. Синг знает. Берегись, Вини.

Прогресс китайца в освоении имени Вирджинии закончился на этом варианте.

- С какой стати мне беречься? Я ему не нужна, - рассмеялась девушка.

- Не будь глупой, Вини, - последовал далеко не изысканный, однако убедительный ответ китайца, собравшегося идти на камбуз.

Следующим утром отряд, за исключением трех малайцев, оставленных охранять "Итаку", двинулся в новый лагерь. Они шли своим обычным маршрутом по дну мелкого ручья, впадающего в бухту. Этой дорогой дважды в день в течение двух недель пользовались пятнадцать человек, и в результате такой предусмотрительности на узкой полосе прибрежного песка не появилось ни одного следа, указывающего на то, что здесь когда-либо ступала нога человека.

Дно ручья, покрытое галькой, было удобно для передвижения, а так как Вирджинию несли на носилках два могучих ласкара, она даже не замочила ноги. Расстояние было небольшими - бухту от центра лагеря отделяла всего миля, а оттуда до противоположного конца острова было менее полумили. Сам же остров составлял каких-нибудь две мили в ширину и две с четвертью в длину, да и то в самых отдаленных друг от друга местах.