Надежда Никитина - Вечные дети

После звонка она сразу подобрела.

– Шурик, иди ко мне. Поцелуй маму! Умничка! Возьми из вазы пару конфет и ступай заниматься. Через часик придёшь сделать мне массаж. Шея опять не гнётся.

Я чуть прикрыл дверь в свою комнату. До конца закрывать её мама не разрешала. Она хотела в любую минуту быть уверенной, что я учусь, а не витаю в облаках. Но я именно этим и занимался. Я рассматривал сощуренными глазами те светящиеся разумные облака, которые никто, кроме меня, не видел. Я научился узнавать некоторые из них. Серое, недоброе появлялось в периоды плохого настроения мамы. Оно низко зависало над нашим домом, опускаясь на верхние ветки яблонь. Иногда сквозь серую пелену прорывались юркие розовые, серебряные или голубые шарики. Чаще других рядом со мной крутился зеленоватый с золотым отливом.

Неделю назад он спросил, зачем я в седьмой раз читаю то, с чем знаком давно. Я не понял, о чём речь, но попробовал выполнять задания, не читая правил. Это оказалось легко и просто. Теперь я учил уроки вдвое быстрее, а в оставшееся время болтал с Другом. Он решил, что ему подходит это имя, потому что означает давнего и хорошего знакомого. В это хотелось верить.

Я сел за стол, раскрыл книжку, стал смотреть в окошко и звать Друга. Скоро воздух вокруг меня заискрился, и он в моей голове крикнул: «Привет!». Я похвастался, что учительница спорила с мамой и хотела взять меня в театр. Не вышло на этот раз. Друг ответил, что я сам виноват. Надо было сделать так, чтобы мама смотрела дневник, но не видела надпись в нём. Надо было искренне верить самому, что нет этой надписи. Мы ещё посовещались и рискнули провести эксперимент.

Когда наступило время вечернего массажа, я начал гладить маме шею и думать о том, как она устала. Я советовал ей крепко заснуть, и она послушалась. Она задремала прямо в гостиной перед телевизором – не поднялась к себе в спальню на второй этаж.

За окном темнело. Я быстренько выскочил из дома на улочку, которая шла по окраине городка, и отправился в первое со времён нашего переезда путешествие. Это было царство одноэтажных домов с палисадниками, в которых росли георгины и гладиолусы. Почти у каждого дома под окном стояли нарядные по осенней поре клёны, липы, рябины. Напротив нашего дома на автобусной остановке сидел какой-то дядька. Ему, как видно, надоело ждать автобуса, и он пешком отправился вслед за мной. Я прошагал до конца нашей окраины, где начало настоящей городской улицы отмечал двухэтажный дом из серого кирпича, и там остановился. Дом был старый. Хотя к нему протянули природный газ, на крыше ещё торчали трубы печного отопления, а за домом сохранились дровяные сарайчики.

– Живёт у тебя здесь кто? – спросил вдруг за спиной мужчина с остановки.

– Нет, – вздрогнул я.

– А какие окна тебе нравятся? – не отставал странный незнакомец.

– Не скажу, – огрызнулся я.

Он не обиделся и предложил:

– Хочешь – угадаю? Вон те крайние, где занавески с розами. Верно?

Я действительно смотрел на два этих тёплых, как я назвал их про себя, окнá. Только я ничего ему не ответил, развернулся и побежал домой.

Я успел сесть за стол в своей комнате, начал переписывать упражнение. Друг считал, что я могу писать одно, а думать в это же время о другом. И я думал: как страшно вспоминать, почему первый встречный мне кажется знакомым! Мог ли этот человек быть моим отцом? Мама запретила задавать всякие вопросы о нём. «Мы, – говорила она, – одни на всём белом свете. Ты никому не нужен, кроме меня. Мы всегда были и будем вместе».

– Степан Петрович, это Полина.

– Полиночка, уже поздно! Что-нибудь серьёзное?

– Мне кажется, или у Саши опять проявляются гипнотические способности?

– У какого Саши? Ах, да, у мальчика новое имя. Полина, что за бред? Я скорее ожидал расстройства памяти, сна, странностей поведения. С чего такая фантазия?

– Степан Петрович! Он делал мне массаж, и я уснула. Нет, я просто вырубилась, выключилась на два часа. У меня обычно очень чуткий сон. Я не знаю, что он делал в это время.

– Полина, вы просто устали. Или это был скачок атмосферного давления. Возраст, наконец, – простите за нескромность.

– Степан Петрович, ему, кажется, мала рубашка. Я чувствую: он становится другим.

– Каким, Полина? Месяц назад прошла обычная процедура. Ранних проявлений никогда до сих пор не фиксировалось. Вы ситуацию контролируете?

– Конечно, не сомневайтесь, но, Степан Петрович, пришлите Артура. Для страховки.

– Ладно, но не раньше, чем через месяц. А вам корвалольчик посоветую. Хорошо снимает навязчивые состояния. Спокойной ночи!

Незнакомый мужчина звонил нам по телефону уже три раза. Не представлялся. Разговаривать желал только с Верой. После третьего звонка, раздосадованный, я закурил прямо в комнате, рискуя нарваться на крупный скандал со стороны жены. Не то, чтобы я боялся измены после тридцати лет брака, а вот нутром чувствовал, что вляпалась моя половинка в очередную историю. Все её неприятности начинались от желания сделать как лучше, а не как легче.

В начале своего трудового пути она вечерами ползала по домам своих учеников, изучая условия для занятий. Тогда модны были посещения детей на дому. Моя мать пыталась вразумить невестку, но Верочка была исполнительным работником. Отец не давал втянуть меня в бабьи разборки, успокаивал: «По детям бегает, не по мужикам. Скоро ей надоест. Терпи, Витька!» Потом была эра туризма, патриотизма, дальних поездок и ещё много чего. Я сам не заметил, как моё чувство снисходительности переросло в уважение к человеку, который продолжал работать «как учили», хотя кругом всё давно поменялось.

Наконец в прихожей раздалось два хлопка: двери об косяк и сумки об пол. Одинаковая сила воздействия первого и второго свидетельствовала о неудачном окончании учебного дня. Я успел открыть форточку, но жена не обратила внимания на запах табака. Теперь главное – не перечить, слушать, соглашаться.

Вера вошла в комнату с синей прозрачной папкой, увидела меня и состроила страдальческое лицо:

– Задолбали! Чего от детей требовать, когда учителями идиоты управляют?

– А я давно тебе это твержу. Нормальному человеку в школе делать нечего. Что стряслось опять?

Вера пропустила мимо ушей опасную фразу про «нормальных людей», достала из папки листок и протянула мне:

– Прочти и скажи своё мнение.

Документ назывался «Характеристика ученика 5 А класса Александра Белкина». Я не обратил внимания на вступительные фразы типа «Поступил такого-то числа из такой-то школы» и постарался вникнуть в основные: «…за месяц обучения не проявил привязанности к кому-либо. Контакты носят периодический характер, предпочитает общаться со взрослыми. Эмоциональная сфера отстаёт от уровня развития памяти, внимания и от уровня, характерного для данного возраста. Обычно подобный инфантилизм свидетельствует об умственной отсталости, однако данный ученик показывает высокие результаты обучения».