Никита Тимошенко - ВСЁ

По пути я понял, что мне не даёт покоя ещё один вопрос.

– Папа, а если, сопротивляясь сценарию, в какой-то момент актёр понимает, что это его роль… Значит, тогда он больше не будет сопротивленцем, нечему будет противиться?

– Верно. Тогда он получит новую роль. Жизнь – необычный, волшебный спектакль. Но ты ведь уже понял, что сопротивленец – это не про тебя. Ведь так? – отец заговорщицки посмотрел на меня, словно мы раскрыли с ним великую тайну и это должно остаться строго между нами.

– Так! – я кивнул, мысленно давая согласие хранить эту тайну. – А откуда ты знаешь, какая у меня роль? Я вот не знаю.

– Я приложил руку к написанию сценария твоей жизни. Ну и ещё я опытнее тебя, – быстро и весело закончил отец.

Это, пожалуй, было самым понятным и неоспоримым аргументом.

– Ты это уже принял, а скоро ещё и поймёшь. Я же говорил, что роль необходимо осознать.

На этом видение прошлого растворилось. На его месте я увидел всю ту же поляну, полную народа. Успевших насытится гостей мама раззадорила на веселье. Вырядив всех в лёгкие металлические жилеты, она организовала любимую праздничную забаву – магнитные догонялки. Суть её в том, что водящий должен за определённое время «поймать» как можно больше людей, запустив в них сильным магнитом, который назойливо будет преследовать свою жертву. Остальным игрокам нужно уклоняться от магнита и по возможности пытаться подставить под удар другого. Радость водящего от поимки беглецов или радость одного беглеца от подставы другого дополняется яркими эмоциями: пойманный магнитом игрок получает отметину из разноцветных жидких красок, которые, как осьминог, выплёвывает магнит.

В этот момент мама, вся в зелёных, жёлтых и фиолетовых красках (ей явно не везло в уклонении от магнита) пыталась ускользнуть от очередной перспективы в виде цветного душа. Я наблюдал за ней, как она с юношеской удалью, словно лесная нимфа, кружилась в лёгком танце среди испачканных гостей. Сколько себя помню, не могу сказать, чтобы она хоть раз была в подавленном настроении, злой или агрессивной. Её всегда окружала какая-то светлая аура. Её движения напоминали, скорее, полёт, нежели ходьбу, словно невидимые крылья носили маму по земле, не давая ступням коснуться тверди. Думаю, она отлично дополняла отцовскую монументальность, его конкретность и непоколебимый примат рационального. От того и участие в моей жизни у неё всегда было диаметрально противоположным отцовскому, хотя и в духе его первоочередной идеи и планов на мой счёт. Глядя на неё в этот момент, я вспоминал свои детские годы и отдельные эпизоды, связанные с мамой.

Она часто рассказывала мне разные сказки, которые, похоже, сама и выдумывала (а может быть, ей в этом помогал отец). Во всяком случае, выходило замечательно. Одна из таких сказок запомнилась мне очень хорошо.

Тот день у меня не очень задался. Конечно, какие могут быть проблемы у десятилетнего ребёнка. А, однако, могут. Естественно, надуманные, как, впрочем, и проблемы взрослых. Точно и не помню, что было не так. Может быть, солнце светило недостаточно ярко или было недостаточно тепло на улице, но точно было прохладно на душе. Промаявшись так весь день, с кислой миной на лице завалившись в кровать, я долго не мог заснуть, ворочаясь с бока на бок. Я долго не решался позвать маму, не хотел подавать вида, что что-то не так. В итоге, взвесив всё довольно рассудительно, я решил, что её мягкий голос и интересные сказки – лучшее средство от тоски и бессонницы.

– Ну и чего ты крылья повесил? – спросила она, появившись в дверном проёме моей спальни. – Не грусти, а то в жизни не будет везти, – она так жизнерадостно улыбнулась мне, что стало ясно: ей в жизни везёт.

Сейчас я порой задумываюсь, грустят ли люди от того, что им не везёт, или не везёт людям от того, что они грустят. Казалось бы, игра слов. Ан нет. Скорее – игра смыслов. Тогда мне не оставалось ничего, кроме как поверить. Тем более, слова звучали убедительно (хоть и не совсем понятно), а главное – успокаивающе.

– Настроение плохое. Вот даже уснуть не могу, – пожаловался я.

– А хочешь, я расскажу тебе сказку о том, кто никогда не вешал нос, то есть крылья?

Она, не дожидаясь ответа, зная его наперёд, села на край моей кровати, устроилась поудобнее и начала.

– Жила-была на одном маленьком острове стая птиц. Жизнь их текла размеренно и однообразно. Удивительным в ней было одно – все птицы напрочь забыли, что умеют летать. Между ними ходили слухи, что когда-то давно первые птицы владели этим искусством, но корни этих россказней уходят так глубоко, что и не разобрать, правда это или вымысел. Так или иначе, но все птицы из ныне живущих на острове знать ничего не знали о полёте, давно приноровились ходить по земле, жить в норах и нередко жаловались на крылья, непонятно зачем данные им природой. Когтей на них не было, пальцев – тоже. Способны они были лишь беспомощно раскрываться и складывать вдоль тела, разве что красиво было, но и красоты этой птицы давно уже не замечали.

Но вот в стае объявился один любопытный птенец, который не давал остальным покоя, пытаясь всё разузнать про полёт и предназначение крыльев. Звали его Раки. Над ним смеялись, называли глупым наивным романтиком. В какой-то момент он пропал. Никто не знал, куда он подевался. Вскоре все решили, что с ним попросту что-то случилось. «Да и ничего, – подумали они, – каждый день с кем-то что-то случается».

На самом же деле с ним произошло самое невероятно, что только могло. Постигнув умение летать, он гордым парящим ангелом в один прекрасный день пролетел над головами своих сородичей. Поначалу никто не поверил своим глазам. Поверив, как водится, кто-то стал завидовать, кто-то ненавидеть его за то, что взлетел по социальной лестнице, так сказать, в прямом смысле. Но нашлись и те, кто стали брать с него пример, пытаясь научиться полёту.

А он день ото дня летал всё лучше, красивее, умелее и выше. Он научился улетать далеко за пределы их насиженной полянки и стал рассказывать своим последователям о мире за пределами их собственного, который оказался прекрасным и безграничным.

Последователи Раки быстро смогли освоить азы полёта. Они взмывали вверх, могли немного парить на ветру и преодолевать небольшие расстояния. Но, оказавшись не в силах продолжать упорно учиться, они решили, что это предел возможного для них.

Тогда Раки решил дать им новый пример, показать, что нет предела и любой благодаря усердию сможет улететь так далеко и так высоко, как только пожелает. «Вы знаете, что я родился и вырос рядом с вами, – сказал Раки. – И что я так же, как и вы, долгое время не верил в то, что птицы рождены для полёта. Но я смог и показал это вам. Я научил летать и вас. Теперь же, видя ваше неверие в безграничность наших возможностей, я хочу дать вам новый урок».