Джеймс Блэйлок - Бумажный грааль

Поднявшись на гребень высокой дюны, она поглядела на далекую купу ив, прикорнувших вокруг болотца. Крохотный водоем прятался в песчаных холмах, а подпитывала его – как это было с ледникового периода – только дождевая вода. Считалось, что в болотце обитают не только кувшинки и рогозы, но и древние микроорганизмы ледникового периода. Приятно думать, что можешь с легкостью осушить не просто какой-то водоем, но это маленькое болотце, уцелевшее благодаря дождю, стереть с лица земли наследие древности.

На песке дюн ни единого человеческого следа. Мало кто любит бродить по целым милям перекатывающегося песка, из которого ветер с океана создавал все новые скульптуры, стирая все признаки жизни. В укромных местах песок испещрили следы грызунов и косолапых чаек, временами в низинках уходили к лесу отпечатки лошадиных копыт. Тут и там виднелись разбросанные кости мелких животных и сухая, побелевшая шелуха, останки мертвых растений. Если смотреть из низинки, большой мир исчезал, оставались лишь небо и крики чаек. С прошлым и будущим ее связывала сейчас только вонь, словно пропитавшая сам воздух и теперь усилившаяся, точно над приютившей озерцо впадиной повисло невидимое облако.

Со сравнительно высокого гребня она снова увидела ивы и немного изменила курс: спустилась в низинку и опять поднялась на дюну. Она шла минут двадцать, одолела наконец небольшой склон, который ничем не отличался от остальных, вот только под ней теперь лежало болотце, защищенное стенами дюн от моря и ветра.

Ивы выстроились вдоль пустого русла, где высыхала и трескалась глина. Никакая вода не бежала больше в болотце. У нее на глазах рогозы поднимались вдоль берега из воды, будто вырастали со дна. Несмотря на ветер, запах пепла и лилий был здесь гуще. Вода отступала, уходила в окрестный песок, как в кинофильме с ускоренной съемкой. Вокруг рогозов показались теперь клубки корней и сгнившие побеги, а широкие листья кувшинок бессильно опали на высыхающее ложе.

Присев на песок, она смотрела, как исчезает болотце, и думала о центральных долинах, о реках Сан-Иоаким, Сакраменто, Фезер. Перед ее мысленным взором вставали пересохшие русла, раскаленные на солнце белые камни. Дальше к северу лежали Эль и Тринити, а восточнее, прямо через безысходность великих Юго-восточных пустынь текла Колорадо. Она сидела, воображая, что почувствует, шевельнув мизинцем в сторону того или другого озера, той или иной реки или водохранилища, представляя себе, как будет смотреть, как они испаряются, точно вода с тротуара, просто растворяются в воздухе. А потом она вообразила себе дождь в пустыне, который оросил бы, скажем, Моджаве. Она обратит в пыль долину Коачелла, заставит увянуть грейп-фрутовые и финиковые сады, а в Долине Смерти будет растить рис. Можно играть в гольф в Бороне и строить замки из песка в заброшенном Палм-Спрингс. Койоты найдут пристанище в отелях с выбитыми стеклами и затянутыми паутиной стойками портье, в пустых бассейнах.

В общем и целом день вышел полный грандиозных планов, и здесь в дюнах – только малое начало. Это пробудило в ней голод по Граалю, жажду обладать всей его властью, с которой придет сила обратить эти мечты в прозрачную и твердую, как лед, реальность.

Внезапно она поняла, что замерзла, и холод вывел ее из мечтательности, оторвал от дум о воде. Болотце опустело окончательно. Пролетел по гребням дюн ветер, стал нагонять песок в рощицу ив вокруг пустого ложа. Медленно-медленно корни рогозов и кувшинок начало затягивать песком. Она спросила себя, сколько понадобится времени, чтобы под обломанными верхушками разметанных рогозов не осталось ни следа воды.

Успех успехом, а до машины идти не близко, и впереди – долгая и напряженная ночь. С высоты дюны она видела, как над Форт-Брэггом, а точнее, над гаванью, поднимается дым. Это доставило ей глубочайшее удовлетворение. Дело делается. Ее подручные выполняют свои ничтожные обязанности. Она потянула носом воздух, надеясь уловить в ветре привкус гари. Но, возможно, она хочет слишком многого? Вонь лилий и гари ослабла, разжижилась, словно была каким-то магическим катализатором, который наконец трансмутировал в нечто иное, а его послевкусие приглушил зыбучий песок.

Ставя ноги боком, она спустилась с крутой дюны, в туфли забивался песок. Остановившись в низинке, она подозрительно принюхалась. Теперь ветер принес запах озона, надвигающегося дождя. Чтобы получше видеть, она поспешила на гребень следующей дюны. Из далекого далека, из-за океана надвигались с юга тяжелые черные тучи – целая глыба, будто чей-то личный шторм. Донеслись отдаленные раскаты грома.

Магия лилий и пепла полностью исчезла из морского ветра, а сменивший ее вдруг запах дождевой воды показался неприятным, поскольку был полной противоположностью этих чар, своего рода магическим противоядием. Внезапно ее охватил страх, что болотце неведомым образом восстановилось, и она тяжело сбежала назад в низинку, потом на дюну за ней, чтобы в последний раз посмотреть – убедиться, что дело ее рук осталось неизменно. Болотце было пустое, на целый дюйм занесенное сухим песком. Она широко улыбнулась, но с минуту подозрительно смотрела на грозовые тучи, а потом снова направилась к своей машине.

Окруженная песком – ведь шторм скрывали дюны, – она внезапно почувствовала тягу к всему сухому, желание изничтожить еще один водоем. В следующий раз – какой-нибудь значительный, исчезновение которого встряхнуло бы людей, изменило бы восприятие окружающего мира. Болотце стерто с лица земли. Его ценность исчерпана. Прошлое не имеет значения.

Она вслух прокляла Говарда Бартона, а заодно и Горноласку, который так чертовски копался, отрезая кусочки палки. А потом и всех остальных, и саму себя заодно: надо же было как последним идиотам скопом броситься на грохот взрыва… Если бы только у нее было их больше, больше маленьких кружочков дерева, она могла бы сейчас вернуться домой и снова взяться за работу, высушивать стоячую и движущуюся влагу из северного побережья – как воду из дюжины луж.

– Это машина Джиммерса, – сказала Сильвия, когда, свернув на их улицу, они подъезжали к дому. – Наверное, Джиммерс приехал к маме.

– Хорошо, – удовлетворенно сказал Говард, сообразив вдруг, что испытал огромное облегчение, но, как ни странно, ни малейшего удивления.

Буквально как гром с ясного неба, мистер Джиммерс явился их поддержать. Он им поможет. Говарду вдруг показалось, что у них, в конце концов, еще остается шанс. Он не знал, как это объяснить, мистер Джиммерс стал для него своего рода великаном – непредсказуемой силой, одним из Королей Ночи, следящим в окно своей башни за погодой и звездами и знающим толк в потайных ходах под землей.