Альфред Бестер - Не по правилам

Итак, мы зашли в ущелье в Беркшире и на целую неделю зарылись под землю, пытаясь найти исток какой-то реки. У нас были спальники, еда и снаряжение. Потом на двадцать минут ошалел наш компас. Мы могли бы догадаться, но Джил понес всякую чушь о магнитной руде и прочую ахинею. И только когда мы в воскресенье вечером поднялись на поверхность, Джил сразу понял, что произошло.

- Боже мой, Джим, - сказал он. - Все-таки они своего добились. Они взорвали, и облучили, и отравили самих себя, а нам остается только вернуться в пещеру и пережидать там.

Ну, протянули мы сколько могли, а потом снова вышли и поехали в Нью-Хейвен. Город был мертв, как и все остальное. Джил поковырялся в радио, но в эфире стояла тишина. Тогда мы набрали консервов и объехали окрестности: Бриджпорт, Уотербери, Хартфорд, Спрингфилд, Провиденс... Никого. Ничего. Мы вернулись в Нью-Хейвен и обосновались там.

То была неплохая жизнь. Днем мы добывали запасы и возились с домом, а вечерами после ужина Джил пускал станцию. Она работала на аварийных генераторах. Я шел к себе в бар, протирал стойку и включал телевизор - Джил специально установил для него генератор.

Отличные передачи устраивал Джил. Начинал он с новостей и погоды, которую вечно неверно предсказывал. У него и был-то, что какой-то "Альманах фермера" да древний барометр, похожий на часы, висящие у тебя на стене. То ли барометр был испорчен, то ли их там в политехническом плохо учили... Потом Джил передавал вечернюю программу.

В баре на случай налета я держал дробовик. И теперь, когда мне что-нибудь не нравилось, я просто стрелял в экран, выбрасывал телевизор за дверь, а на его место ставил другой. У меня в кладовой их были сотни. Два дня в неделю я только и делал, что пополнял запасы.

В полночь Джил вырубал станцию, я закрывал бар, и мы встречались дома за чашкой кофе. Джил спрашивал, сколько телеков я подстрелил, и смеялся. Я спрашивал его, что будет на следующей неделе, и мы спорили о... э-э... о всяких там запланированных фильмах и спортивных матчах. Я не очень любил вестерны и просто ненавидел разные заумные политические обозрения.

Но все пошло насмарку. Через несколько лет у меня остался единственный телевизор, и так я попал в беду. В ту ночь Джил крутил жуткий рекламный ролик, где какая-то красавица выходила замуж с помощью хозяйственного мыла. Естественно, я потянулся за дробовиком и опомнился только в последнюю минуту. Потом он передавал ужасный фильм о непризнанном композиторе, и повторилось то же самое. Когда мы встретились дома, я был весь издерган.

- Что стряслось? - спросил Джил.

Я рассказал.

- А мне казалось, тебе нравятся наши передачи, - удивился он.

- Только когда я мог стрелять. Пожалуйста, войди в мое положение, давай что-нибудь поинтереснее.

- Посуди сам, Джим. Программа должна быть разнообразной - кое-что для каждого, на любой вкус. Если тебе эта передача не по душе, переключи на другой канал.

- Ха, ты ведь отлично знаешь, что у нас в Нью-Хейвене всего один канал!

- Тогда выключи его совсем.

- Я не могу выключить телевизор в баре, можно растерять всю клиентуру... Джил, ради бога, неужели обязательно передавать такие отвратительные мюзиклы - с танцами, пением и поцелуями на башнях танков?!

- Женщинам нравятся военные фильмы.

- А реклама: красавицы, заглядывающиеся на колготки и курящие...

- Вот что, - перебил Джил, - напиши на станцию письмо.

Так я и сделал. А через неделю получил ответ: "Уважаемый мистер Майо, мы очень рады, что Вы находитесь в числе наших постоянных зрителей. Надеемся, что Вы и впредь будете с интересом следить за нашими передачами. Искренне Ваш, Гилберт О. Уаткинс, директор".

Я показал письмо Джилу, и тот пожал плечами.

- Видишь, Джим, - сказал он, - им все равно, нравится тебе программа или нет. Лишь бы ты ее смотрел.

Следующие несколько месяцев были для меня сущим адом. Я не мог выключить телевизор и не мог без содрогания его смотреть. Собрав всю силу воли, я едва удерживался от стрельбы. Я стал крайне нервным, вспыльчивым и понял, что необходимо что-то предпринять, а не то совсем спячу. Поэтому однажды я принес ружье домой и застрелил Джила.

На следующий день я почувствовал себя немного лучше и по пути на работу даже насвистывал бодрый мотивчик. Я отпер бар, включил телевизор и... Ты не поверишь - он не заработал! Во всяком случае, не было картинки. Не было даже звука. Испортился мой последний телевизор.

Теперь ты знаешь, почему я спешу. Мне нужно найти мастера.

После того, как Майо закончил свой рассказ, наступило долгое молчание. Линда внимательно глядела на него, пытаясь скрыть предательский блеск в глазах. Наконец с наигранной беззаботностью она спросила:

- Где он достал барометр?

- Кто? Что?

- Твой друг Джил. Свой античный барометр. Где он его достал?

- Понятия не имею.

- Говоришь, как мои часы?

- Ну вылитая копия.

- Французский?

- Не могу сказать.

- Бронзовый?

- Вероятно. Как твои часы. Это бронза?

- Да. А какой формы?

- Как твои часы.

- Такого же размера?

- Точно.

- Где он стоял?

- Разве я не говорил? В нашем доме.

- А где дом?

- На Грант-стрит.

- Номер?

- Три-пятнадцать. А чего это ты?

- Так, пустое любопытство. Ну, полагаю, нам пора собираться.

- Не возражаешь, если я пройдусь один?

- Только не вздумай брать машину. Автослесарей всегда было меньше, чем телемехаников.

Майо улыбнулся и исчез; но после обеда все выяснилось - он достал кипу нот и повел Линду к пианино. Она была тронута и обрадована.

- Джим, ты ангел! Где ты это нашел?

- В доме напротив. Четвертый этаж, фамилия Горовиц. У них там еще масса пластинок, но шарить в темноте не слишком-то приятно, а на спичках далеко не уедешь. И кроме того, весь дом в какой-то пакости, вроде пчелиного воска, только потверже. Ладно, смотри. Вот это нота "до". Нам надо сесть рядом, подвинься. Белая клавиша...

Урок длился два часа, и после болезненного напряжения оба настолько выдохлись, что сразу отправились по своим комнатам.

- Джим, - позвала Линда.

- А? - зевнул он.

- Ты хотел бы поспать с одной из моих куколок?

- Э-э... спасибо, Линда, но парни в общем-то не увлекаются куклами.

- Да, не обращай внимания. Завтра я достану тебе то, чем увлекаются парни.

На следующее утро Майо проснулся от стука в дверь.

- Кто там?

- Это я, Линда. Можно войти?

Он торопливо огляделся. Комната была чистой, коврик не испачкан.

- Входи.

Линда вошла и присела на край постели.

- Доброе утро, - улыбнулась она. - Слушай меня внимательно. Я должна уехать на несколько часов. По делам. Завтрак на столе. Хорошо?

- Ага.

- Скучать не будешь?

- Куда ты едешь?

- Расскажу, когда вернусь. - Она протянула руку и взлохматила его волосы. - Будь пай-мальчиком. Да, и еще: не заходи ко мне в спальню.