Константин Соловьёв - Геносказка (сборник)

– Зачем? – не понял Гензель. – Ты что, сестрица? Я сам туда сунуться не решился, а тебя-то вести… Я не знаю, что это за штуковина такая и как она тут появилась, только вот рисковать и соваться к ней в пасть я не хочу.

– Ты же сказал, что нету головы?.. Какая же пасть?

– И знать не хочу, где у нее пасть! Не наше это дело, Гретель. Уйти бы нам по-хорошему и забыть про эту штуку.

– Нет. – Она мотнула головой. – Идем к ней.

– Да зачем?!

Она взглянула на него так, что он почувствовал себя не старшим, а младшим братом. Трудно глядеть в такие прозрачные глаза, особенно когда в них выражение легкой досады на чужую несообразительность.

– Разве ты не понял, братец?.. – проговорила Гретель с трудом, еле слышно. – Сам же сказал… Мышцы, кости…

– Ну сказал…

– Ты ведь сразу понял, что это мышцы и кости?

– Ну конечно, сразу! Что я, дурак, что ли, мяса от соломы не отличу?

– А у животных из леса здешнего ты что-то похожее видел?

Тут до него дошло. О Человечество, какой остолоп! Оставь его отец меж трех сосен – и то заблудился бы, пожалуй.

– Ты имеешь в виду, сестрица… Ух!

– Да, – устало улыбнулась Гретель, – Если это мясо похоже на наше мясо, мы, наверно, можем его есть. Оно может быть совместимо с нашим метаболизмом.

– Но оно лежит посередке леса! Откуда оно здесь взялось? И как выросло до таких размеров?

– Это мы узнаем потом, братец. Пока мы знаем только то, что тут, в лесу, может жить что-то, что генетически как-то связано с нами. Если может оно, сможем и мы.

«Она права, – подумал Гензель. – Волосы белые – вот и голова светлая. Откуда бы здесь ни оказался этот шмат дышащего мяса, он нам почти родственник. Ну, по сравнению со здешней нечистью. Он, если подумать, нам больше чем родственник…»

Он молча протянул Гретель руку и больше не проронил ни слова, пока они не оказались у окаймлявших ложбину зарослей. Они потратили на этот путь в пять раз больше времени, чем он в одиночку, но эта трата времени никому из них не казалась напрасной.

– Здесь придется продираться, – предупредил он. – Давай за мной, я тут просеку соорудил…

Колючие ветви кустарника довольно шипели, выхватывая из волос Гретель целые пряди, но все равно не смогли ее задержать. Она пробиралась вслед за братом с совсем не детской целеустремленностью. Однако когда увидела то, что видел он, она замерла в молчаливом потрясении.

Гензель и сам не мог проронить ни слова, даром что видел эту штуку во второй раз. Пожалуй, подойди он к ней сто раз, все сто и замирал бы с открытым ртом, как истукан.

Больно уж штука эта была грандиозна.

Она и в самом деле была большой, как дом, и побольше того, в котором они жили в Шлараффенланде. Пожалуй даже, с целую церковь, даже если считать ее шпиль, увенчанный на конце символом Двойной Спирали. От отца Гензелю доводилось слышать про слонов, жили когда-то на земле такие огромные существа с хвостами на морде, как у некоторых нынешних мулов. Их изображений Гензель не видел, но сразу решил, что внутри этого куска мяса могло бы поместиться несколько сотен этих самых слонов.

Багровые волокна мышц лоснились на солнце, образовывая бесформенные, непонятные и причудливые переплетения сродни хаотическому узору. Здесь не было привычной человеческой геометрии, прямых углов и четко очерченных границ. Бесформенная шишкообразная гора – такой она предстала перед ними.

«Не гора, – поправил Гензель сам себя, задрав голову и разглядывая это лесное чудо. – Это тело. Живое существо огромного размера».

Это и было телом. Огромным дышащим бесформенным телом, раскинувшимся в лесной ложбине.

Грудой живого мяса.

Откуда оно взялось здесь? Гензель, хоть и не знал ни единой геномагической формулы, готов был поставить на кон половину своего генома – эту штуку не мог породить Железный лес. Слишком чуждой ему она смотрелась.

Пронизывающие толщу плоти вены казались гудящими трубопроводами, они образовывали сложную сеть с гроздьями багровых, как сладкий виноград, капилляров. Кости выступали там и тут, поддерживая все эти тонны тканей. Размер у этих костей был исполинским, но в то же время Гензель не мог представить себе животного, которому они могли бы принадлежать, – кости подчас скручивались под самыми невозможными углами, которые не могут пригодиться ни одному живому организму. Эти кости были уместны только здесь, они служили естественными опорами и креплениями, и Гензель был уверен, что кости эти возникли не просто так, что чей-то умысел – знать бы только чей! – расположил их в определенном порядке, как зодчий располагает систему опор и колонн.

Между слоями плоти можно было разглядеть внутренние органы, некоторые из них вздувались и опадали, а другие были практически неподвижны. Органы были расположены повсюду без всякой видимой системы и, видимо, все функционировали. Гензель четко видел вылезающий край печени, лоснящийся, скользкий и коричневый. Возможно, здесь было даже несколько печенок, в этом он не был уверен. Зато четко различал вздувающиеся и опадающие купола легких на самом верху, тоже совершенно нечеловеческой формы, но выглядящие отчего-то естественно в этой жуткой мешанине тканей.

На поверхность мясного пирога тут и там выступали кишечные трубы, такие большие, что внутри них Гензель, пожалуй, мог бы пройти не сгибаясь. Он не знал, что перекатывается в этих трубах, откуда и куда они ведут, но выглядели они не менее внушительно. Гензель даже не знал, что вызывает его потрясение больше – то, что вся эта плоть оказалась здесь, в Железном лесу, или то, что в ней каким-то образом поддерживается жизнь.

– Давай обойдем кругом, – предложила Гретель, – я хочу посмотреть со всех сторон.

На мясную гору она взирала блестящими от восхищения глазами, но впадать в ступор отнюдь не собиралась.

Они обошли гору, потратив на это добрых полчаса, столь огромна она оказалась во всех направлениях. Сперва шли с опаской, держась за руки, потом уже забыв про предосторожности. Почти сразу выяснилось то, что Гензель подозревал с первого момента: у этого существа, если оно, конечно, было существом, не было ни головы, ни глаз, ни лица – словом, ничего того, что позволило бы считать его человеком хоть в какой-то степени. Этот вопрос занимал Гензеля с самого начала, он сам не знал отчего. Наверно, если бы груда мяса была в родстве с человеком, к ней стоило бы испытывать определенное почтение. В конце концов он не выдержал:

– Сестрица, так что это?

– Не знаю, – беззаботно сказала Гретель. – Но ты прав, оно живое. Оно функционирует. И еще оно теплокровное.

– Уж точно живое! Я имел в виду – из чего оно состоит? Чьи это органы, человеческие или нет? Может, животные какие-то?

– Тоже не знаю. Некоторые похожи на человеческие, а другие – нет. А некоторые вообще очень странные.