Константин Соловьёв - Геносказка (сборник)

– Его. – Гретель ткнула пальцем в обвисший складчатый потолок. – Он большой, но иногда очень глупый. Я уже начала это понимать. Можно обмануть что угодно, если понять, как оно работает и из чего состоит. Я много училась… Иногда я почти понимаю. На, держи.

Она сунула ему что-то. Он ощутил на ладони несколько твердых горошин. С опаской взглянул на них – как есть горошины, только не зеленые, а бледно-синие. И еще твердые, а не упругие. Наверно, он выглядел глупо, бестолково пялясь на них.

– Что это?

– Волшебные бобы, – сказала она серьезно.

Он уставился на Гретель, не зная, как на это отреагировать. Историю про волшебные бобы знал любой ребенок в Шлараффенланде. Но ведь это… просто история, так ведь?

– Волшебные? – настороженно уточнил он.

– Генно-модифицированные. Если их посадить, стебли вырастут до небес! Специальные изменения в метаболизме, модифицированный фотосинтез, увеличенная скорость деления клеток… Они будут расти до тех пор, пока не пройдут сквозь облака и не упрутся в небесные чертоги альвов…

Гензель фыркнул.

– Только не говори мне, что по ним я поднимусь к альвам! Что еще за глупости? Да альвы меня живьем, может, разорвут! Им и принц крови – словно козопас… А куда мне эти бобы сажать прикажешь, тут и горстки земли нет!

Гретель тихонько засмеялась, мелодично, словно колокольчик зазвенел:

– Какой ты доверчивый, братец Гензель! Все еще веришь в детские небылицы!

Гензель надулся было, но быстро сообразил, что обижаться – это по-детски. К тому же сам виноват, дубовая голова, Гретель его ловко поддела. Ну конечно, она же теперь подмастерье у геноведьмы, а он – взрослый дурак, любящий волшебные истории.

– Значит, это не бобы?

– Это таблетки, глупенький. Спрячь их и незаметно глотай по одной раз в день.

– Это зачем еще?

– Они изменят химический состав твоих выделений. Замаскируют. Совсем чуть-чуть. Но геноведьма будет думать, что ты все еще слишком слаб. И будет продолжать тебя откармливать.

Гензель покатал таблетки по ладони. Ловкий ход, сестрица. Обмануть геноведьму – это не стакан воды выпить. Не каждый ученик способен обмануть своего учителя, особенно в десятилетнем возрасте. Только…

– Это не будет работать вечно, – сказал он с сожалением, пряча свои волшебные бобы. – Рано или поздно она сообразит.

– Да. Она очень умная. Мы не сможем долго обманывать ее. Но у нас будет несколько дней. Может, недель.

– Да, – эхом ответил Гензель. – Как знать, вдруг этого нам хватит, чтобы сбежать, а? Например, ты сделаешь какое-то зелье, чтобы истлела эта проклятая решетка…

Гретель неуверенно кивнула:

– Я попытаюсь. У них хорошая генетическая защита, сложная, много уровней… Но я попытаюсь, братец.

Гензелю пришлось сделать усилие, чтоб сказать:

– Ну ступай теперь отсюда быстрее! Ступай. Вдруг геноведьма вернется… Не хочу, чтобы она тебя здесь застала. Беги, Гретель! Мы еще выберемся из этого проклятого дома, слышишь меня? И из леса тоже выберемся. Никто нас не сцапает – ни Мачеха, ни ведьмы, ни зверье дикое… Пока мы вместе, мы куда хочешь дойдем. Хоть бы и до луны. Ступай, Гретель. Помни о своем братце, но и себя береги. Давай!

Она нехотя оторвалась от решетки, махнула на прощанье рукой:

– Бывай, братец!

Последнее, что он увидел, – кончик ее белой косички.

Гензель не знал, как действовали «волшебные бобы» Гретель, да, наверно, никогда и не смог бы понять. Но судя по тому, что дни сменялись днями, а геноведьма не являлась за ним, они все-таки действовали. Его тело продолжало крепнуть, причем так быстро, что скоро Гензель начал опасаться, не станет ли ему тесно в камере…

Увидь его сейчас отец – наверно, не признал бы. Гензель стал выше и шире в плечах, с его кожи исчезли гнойники, мучившие его от рождения, как и ржавая сыпь, испятнавшая грудь. Разглядывая себя, Гензель подумал, что благодаря генетическим зельям ведьмы он уже совершенно не похож на шлараффенландского квартерона. Те в большинстве своем были сутулыми, кривобокими, с редкими клочьями волос и запавшими мутными глазами. Работать Мачеха заставляла с пяти лет и жалости к своим слугам не знала. Редкий квартерон доживал до четырех десятков лет. Отец, считавшийся в их квартале почтенным стариком, отсчитал тридцать три.

Нет уж, теперь ему в Шлараффенланд вход точно заказан. Сцапают быстрее, чем он дойдет до базарной площади. И хорошо еще, если просто на части разрубят и по ящикам разложат, а то ведь еще пытать могут – мол, каким образом такой фенотип получил? Тут даже рассказы про геноведьму из Железного леса не помогут, и слушать не станут…

Гензель мрачно усмехнулся. Как тропке ни виться, да только сходятся все ее рукава воедино – быть ему разодранным на части. И какая разница, геноведьмой или слугами Мачехи? Да и плевать, решил он со спокойствием обреченного. Главное, чтобы Гретель цела осталась. Как знать, может, и в самом деле геноведьма ей силу даст? Не хочется, конечно, чтобы всю жизнь свою в глухом лесу провела, что ей тут делать…

Гензель вспомнил все известные ему истории о геноведьмах и решил, что если в них есть хоть толика правды, то у Гретель имеются неплохие шансы хорошо обустроиться в жизни. Иногда, говорят, геноведьмы живут в каменных домах посреди города, а иногда даже и во дворцах, но это, конечно, уже досужие вымыслы и сущая чепуха. Но вот что геноведьмы частенько водятся с людьми благородной, чистой крови – это уж наверняка. Гретель умная, она высоко взлетит, как птичка. Как знать, может, станет личным лекарем какого-нибудь знатного седецимиона, а то и тригинтадуона, – уже немалая честь. Правда, серебристого браслета с ее руки никак не снять, он на всю жизнь, и две единицы, выгравированные на нем, навек останутся позорным пятном.

«Если она закончит обучение, – оборвал Гензель сам себя, ощущая в который раз злую пульсацию собственного пульса, – если геноведьма не сожрет ее так же, как и меня. Если не сделает калекой и не погубит. А то, может, просто выгонит одну в Железный лес…»

От таких мыслей беспокойство заедало его с новой силой, будто полчище плотоядной мошкары из Железного леса. Гензель вновь принимался бесцельно ходить по своей камере, то и дело пиная в сердцах бездушную плоть, окружавшую его со всех сторон. Эта плоть была глупа, она умела лишь служить, она не знала того, что знает каждый мальчишка в Шлараффенланде. Ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах нельзя доверять геноведьме, будь ты ее подмастерьем или обычным квартероном. Всякий, кто ей доверится, рано или поздно сделается подобием ее дома – бесчувственным полуживым организмом, из которого она тянет питательные соки и который использует в своих целях.