Станислав Лем - Такое разное будущее: Астронавты. Магелланово облако. Рукопись, найденная в ванне. Возвращение со звезд. Футурологический конгресс (сборник)

Минуты шли, и каждая казалась вечностью. Явственно слышалось шипение воды, закипавшей от соприкосновения с раскаленными береговыми скалами. Я поворачивал антенны то в одну, то в другую сторону и хотел уже перестраивать их, как вдруг в поле зрения что-то мелькнуло: шел человек!

У прожектора стоял внутренний телефон. Не снимая трубки, я включил длинный звонок и снова припал к радару. Темное пятно медленно двигалось среди скал… исчезло ненадолго… снова появилось… потом распалось на два меньших, странно искаженных…

И вдруг я отчетливо увидел: двое несли третьего. Они старались добраться до моторки по камням у берега, но между последним камнем и моторкой лежала темная полоса воды. Они остановились, очевидно, совещаясь. Как я жалел, что не отправился туда, несмотря на приказание астронома! Я мог бы им помочь. Я кричал, давал им советы, не сознавая, что они не могут меня услышать. И вдруг один из них сделался меньше. Я понял: он наклонился, чтобы подтянуть моторку за канат, которым она была привязана к берегу. Но это было невозможно, так как мешали подводные рифы. Будь они одни, им легко бы удалось перескочить через эту полутораметровую полоску воды, но третий… Было мгновение, когда я хотел уже бежать к фалрепу, но тут человек, тянувший за канат, оставил свои попытки, повернулся к своему спутнику и сделал знак. Оба подняли неподвижное тело и, держа его высоко над головой, вошли в кипящую у берега воду. Погрузившись в нее по пояс, окутанные клубами пара, они перебросили своего товарища через борт в лодку и вскарабкались туда сами. Прошло еще несколько бесконечно долгих секунд, и мотор зашумел. Лодка двинулась.

– Почему вы кричите? Почему вы так кричите? – вот уже несколько раз повторял мне Арсеньев. Позади него стояли в скафандрах еще двое – Тарланд и Чандрасекар. Я совсем не замечал, что смеюсь и кричу от радости.

Когда лодка подошла к трапу, мы втроем кинулись к ней.

– Меня не надо, я сам, – простонал Солтык, когда с последней ступеньки лестницы я протянул руку, чтобы помочь ему. – Я сам… Скорее профессора Лао… У него разорван скафандр…

Мы внесли Лао Цзу и Осватича в шлюзовую камеру. Они оба были без сознания. Я задержался на палубе, чтобы втащить моторку, а когда спустился в коридор, Райнер и Тарланд укладывали их на носилки: скафандры с них еще не сняли, и только шлемы лежали на полу. Восковые лица покрывал пот. Я хотел помочь, но Арсеньев велел мне идти в Централь. Нужно было немедленно взлетать.

Из-за всех этих волнений я совсем забыл о том, что происходит в долине. На экранах телевизоров вились желтоватые клубы, словно дым горящей серы. Ракета взлетала и падала на волнах. Все вокруг превратилось в кипящий котел, в котором раздавались глухие шумы, шипение, свист. Когда я вошел в Централь, в тучах загрохотали первые раскаты грома.

Я включил атомный двигатель и, не ожидая, пока он заработает на полную мощность, перевел рычаги «Предиктора» на старт со вспомогательным горючим. Раскаленные газы ринулись в воду. В глухом бурлящем кипении «Космократор» рванулся, потом некоторое время двигался боком, поднимая огромную волну, затем разогнался, уже не чувствуя, как бьют в него водяные горы, и под острым углом взвился в просторы бушующего ветра. Береговые скалы изгибались и искривлялись на экране, словно в судорогах: боясь столкнуться с ними, я все форсировал работу турбореакторов и вздохнул свободнее только тогда, когда заработали главные двигатели. Они загудели так мощно, что заглушили плеск волн и шум ветра. На экранах мелькали голубовато-белые струи дыма. Потом мы попали в тучу, черную, как густой лес. Я волновался, так как впервые стоял у «Предиктора» один в опасную минуту взлета. Но пока все шло хорошо. Ветер свистел в оперении, двигатели работали равномерно, скорость возрастала. Между тучами все время взлетали струи фиолетового огня, рассыпаясь с протяжным грохотом.

В кабину вошел Солтык. Не спуская глаз с приборов, я засыпал его вопросами. Он не сразу ответил мне. Оказалось, что, перед тем как войти в воду, он надул свой комбинезон воздухом, и этот изолирующий слой предохранил его от ожогов. С профессором было хуже. Он не мог этого сделать, так как его скафандр был разорван возле шлема. Всю дорогу он придерживал разрыв рукой, но когда переносили Осватича в лодку, ему пришлось освободить обе руки. Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы пары формальдегида и углекислоты проникли в воздух, которым он дышал. Отравленный, он потерял в лодке сознание.

– А что с Осватичем? – спросил я. – Где вы его нашли?

Солтык медлил с ответом. Он стоял перед щитом с указателями торможения, пристально вглядываясь в них, хотя они ничего не показывали, так как были выключены.

– У Осватича тепловой удар, – сказал он наконец. – Но кажется, ничего страшного. Он шевелился, когда мы его несли.

– Ну хорошо, а где же он был?

– Не знаю.

– Что вы говорите?

На экране светлые волнистые облака прорезали темные тучи. Создавалось впечатление, что мы летим над архипелагом гористых островов.

– Профессор дал мне веревку… Мы связались, и он велел мне идти за ним так, чтобы она была все время натянута, а сам пошел вперед. Так он нашел Осватича.

– Где?

– Не знаю. Он вдруг исчез.

– Кто? Профессор?

– Да. Исчез, словно провалился сквозь землю. Но я чувствовал его движения, потому что мы были связаны веревкой. Вы понимаете? Нет, этого понять нельзя. Я говорю вам: как вы видите сейчас меня, так я видел эту веревку. Конец ее висел в воздухе, натянутый, – и больше ничего не было.

– Ничего?

– То есть были камни, воздух, но ни профессора, ни Осватича… Потом, может быть, через минуту, веревка дернулась: это был условный знак. Я потянул и вытащил обоих. У профессора был разорван скафандр.

– Он упал?

– Не знаю. Очевидно.

– Но где же он был?

– Я сказал вам, не знаю.

– Как? Вы его не спросили?..

– Нет… Да и вы бы не спросили после того…

Он вдруг повернулся, и я увидел его потемневшее, ожесточенное лицо.

– После вашего ухода… я вел себя как щенок! Я скулил, кричал на него, потому что он преспокойно расхаживал со своим аппаратом, как в лаборатории… Я не понимал, не мог понять, зачем он это делает!

Через некоторое время Солтык продолжал уже спокойнее:

– Еще на Земле кто-то говорил, что Лао Цзу похож на подвергшееся закалке стекло: прозрачное, гладкое, самое обыкновенное, но кто попробует откусить, поломает зубы. Я хотел оправдаться. Он ответил мне какой-то поговоркой… Камни горели у нас под ногами, я думал, что мы расплавимся, а он… Вы знаете, какие были его первые слова, когда он очнулся в каюте? Он спросил у Чандрасекара, готовы ли результаты расчетов!