Джастин Кронин - Город зеркал. Том 1

Про Хоумленд она думала редко, так редко, как получалось. Но он ей всё так же снился – хотя, как ни странно, эти сны не затрагивали самого худшего, что случилось с ней там. Большей частью это были ощущения – голода, холода и беспомощности – или образ бесконечно вращающихся жерновов мельниц на заводе биодизеля. Иногда Сара просто озадаченно смотрела на свои руки, будто пытаясь вспомнить, что она должна была в них держать. Время от времени ей снилась Джеки, старая женщина, которая с ней подружилась, или Лайла, к которой Сара испытывала сложные чувства. Со временем из всех этих чувств осталось лишь печальное сочувствие. Бывали и настоящие кошмары, но очень редко. Она несла Кейт сквозь густой снегопад, и их преследовало нечто ужасное. Но они случались всё реже. Так что был еще один повод для благодарности. Когда-нибудь, не очень скоро, но когда-нибудь, Хоумленд станет для нее еще одним воспоминанием в череде других, неприятным, но от которого остальные будут лишь лучше.

Холлис уже крепко спал. Спал, как падший великан. Как только его голова касалась подушки, он уже храпел. Сара потушила свечу и залезла под одеяло. Интересно, подумала она, родила ли уже Мария или всё так же орет на своего мужа. Задумалась о семье Хименесов, вспомнила лицо Карлоса, когда он взял на руки малышку Грейс. Быть может, Грейс, «милосердие» – именно то слово, то понятие, в котором нуждается их мир. Вполне возможно, что бюро переписи все-таки их отловит, но Сара сомневалась в этом. После того, как помогла прийти в этот мир столь многим детям. Вот в чем суть. Новый мир рождается, он наступает здесь и сейчас. Может, это понимаешь, становясь старше, когда смотришь в зеркало и видишь на своем лице отпечатки времени, когда смотришь на свою дочь и видишь в ней ту девочку, которой была сама и которой уже никогда не будешь. Мир реален, и ты присутствуешь в нем, являясь его частью, небольшой и ненадолго. Если повезет и, возможно, даже если не повезет, то, что было сделано тобой ради любви, останется в людской памяти.

Небо над Хьюстоном провожало ночь, не торопясь, черное медленно уступало место серому. Грир въехал в город. На пересечении автострады «Кэти» и 610-й, среди мешанины обрушившихся развязок и эстакад, он свернул на север, прочь от болотистых рукавов дельты и трясин с их чавкающей грязью и непроходимыми зарослями. Объехав заболоченные кварталы стороной, он выбрался на возвышенность и поехал по широкой авеню, заваленной ржавыми автомобилями, на юг, к лагуне в деловом квартале.

Шлюпка была там же, где он оставил ее два месяца назад. Грир привязал лошадь к столбу, вычерпал кишащую москитами воду и стащил лодку в воду. На другой стороне лагуны возвышался «Шеврон Маринер», громадный храм ржавчины и гниения, застрявший между покосившимися небоскребами центра города. Положив снаряжение на дно лодки, Грир толкнул ее дальше, взял в руки весла и начал грести прочь от берега.

В вестибюле Аллен-Центра он пришвартовал лодку рядом с лифтами и пошел вверх, перекинув через плечо вещмешок с его плещущимся содержимым. Подъем на десять этажей по лестницам, заполненным пылью и плесенью, дался ему нелегко. У него кружилась голова и перехватывало дыхание. Он зашел в пустой кабинет, взял в руки веревку, которую оставил там, спустил вещмешок на палубу «Маринера», а затем стал спускаться сам.

Первым он всегда кормил Картера.

На левом борту, почти посередине корабля, виднелся люк. Грир присел и достал из вещмешка бутыли с кровью. Связал три штуки за ручки концом одной веревки. Солнце светило ему в спину, заливая палубу ярким светом. Взяв в руки массивный ключ, Грир отвернул болты, повернул рукоятку и открыл люк.

Солнце прочертило внутри яркий косой столб. Картер лежал у носовой переборки в позе эмбриона, недоступный солнечному свету. На полу кучей валялись старые бутыли и веревки. Перебирая руками по веревке, Грир спустил бутыли вниз. Картер проснулся лишь тогда, когда они коснулись пола. Ринулся к ним на всех четырех. Грир отпустил веревку, закрыл люк и завернул болты на место.

Теперь Эми.

Грир подошел ко второму люку. Главное было делать всё быстро, но без панической суеты. Тонкая пластиковая стенка бутылки была слишком убогой преградой, чтобы Эми не почуяла запах крови. Ее голод был очень силен. Грир положил бутыли прямо под руку, вывернул болты и убрал руки в сторону. Сделал глубокий вдох и выдох, успокаиваясь, и открыл люк.

Кровь .

Она прыгнула. Луций бросил бутыли, захлопнул люк и вставил на место первый болт как раз в тот момент, когда тело Эми ударилось в люк. Металл лязгнул, будто в него ударили огромным молотом. Грир бросился на люк, прижимая его своим телом, когда последовал второй удар, от которого у него перехватило дыхание. Петли прогибались, и, если он не завернет остальные болты, люк не выдержит. Он ухитрился вставить еще два, когда Эми ударила снова. Грир увидел, как один из болтов выскочил и покатился по палубе. Он резко выбросил руку в сторону и едва успел поймать его.

– Эми! – заорал он. – Это я, Луций!

Он воткнул болт в дырку и ударил по нему головкой ключа, вгоняя его.

– Там кровь! Иди на запах крови!

Три поворота ключа, и болт был затянут. Четвертое отверстие встало на место. Луций ударом вогнал в него болт. Последний удар снизу в люк, уже намного слабее, и всё кончилось.

Луций, я не хотела…

– Всё нормально.

Прости .

Грир собрал инструменты и убрал их в пустой вещмешок. Внизу, в трюме «Шеврон Маринера», Эми и Картер утоляли свою жажду. Всё всегда так происходило, Грир мог бы уже привыкнуть. Но его сердце всё равно колотилось, а тело и сознание будто летели на адреналине.

– Я твой, Эми, – сказал он. – Всегда был и буду. Что бы ни случилось, сама знаешь.

С этими словами Луций двинулся обратно по палубе «Маринера», а затем полез по веревке в окно.

Эми пришла в себя и поняла, что стоит на карачках в грязи. На ее руках были перчатки, рядом стоял плоский пластиковый ящик с бальзаминами, а еще ржавый совок.

– С вами всё в порядке, мисс Эми?

Картер сидел в патио, вытянув ноги под столом с литой чугунной станиной и обмахивая лицо большой соломенной шляпой. На столе стояли два стакана чая со льдом.

– Этот человек хорошо о нас заботится, – сказал он и удовлетворенно вздохнул. – Уже и не помню, когда последний раз жажду утолял.

Эми неуверенно поднялась на ноги. Ее охватила страшная вялость, будто она только что проснулась от долгого сна.

– Идите, посидите минутку, – сказал Картер. – Дайте телу переварить принятое. День еды – день отдыха. И пусть цветы подождут.

Это правда, цветы были и будут, всегда. Как только Эми заканчивала высаживать один ящик, появлялся новый. То же самое с чаем – только что стол был пуст, и вдруг на нем появлялись два запотевших стакана. Эми не знала, какая незримая служба делает это. Всё это было частью этого места, его особенной логикой. Каждый день – как время года, каждое время года – как год.