Андре Лори - Лазурный гигант

Забрезжил день, и Жерар увидел в нескольких километрах на севере зеленеющую землю.

— Цейлон!.. Цейлон!.. — разбудил он веселым криком спавших товарищей.

«Остров пряностей» расстилался перед путешественниками, как корзинка цветов. До них долетал аромат, как от огромной коробки с духами; сладкий запах роз, жасминов, тубероз, лотосов, лилий, померанцевых, лимонных, гранатовых деревьев смешивался с едкими испарениями перечника, каперсового куста, гвоздичного дерева и сотней других ароматов, по смеси которых узнаешь остров Цейлон за несколько миль.

Решили выждать наступления ночи, чтобы спуститься в надежное место. Тем временем Анри, несмотря на овладевшее им нетерпение, старался держаться как можно выше. Жерар тоже сдерживал себя. Но Джальди, лишь только завидев остров, казалось, совсем сошел с ума. Перегнувшись через борт, он приветствовал свою родину, которую покинул из любопытства и любви приключений. О, как он проклинал тот несчастный день! Он рассказывал все подробности событий этого дня. В Коломбо пришел большой пакетбот; он шел в Китай. Джальди пришел в гавань с отцом и захотел осмотреть красивый корабль. Отцу его, бедному переводчику и проводнику, было не до посещений судов, и он не обратил внимания на просьбу Джальди. Мальчик был упрям, он непременно хотел видеть большой корабль, и вот, воспользовавшись моментом, когда отец, повстречав знакомого бонзу, рассыпался перед ним в изъявлениях вежливости, мальчик, как угорь, скользнул по людной гавани и пробрался на пакетбот.

О, скольких слез стоило ему это непослушание. Сколько слез пролили, вероятно, в жалкой хижине переводчика!

Корабль между тем снялся с якоря и, когда Джальди вылез из своего угла, где спрятался, чтобы его не поймали раньше времени, был уже в открытом море. С этого времени начались побои и колотушки! Переходя С места на место, он очутился на «Соме», сделавшись козлом отпущения для Джека Тара и всего экипажа. Он уже потерял всякую надежду увидеть когда-либо отцовский дом, родную землю, которых лишился по своей вине.

Теперь он был как в бреду, не помнил себя, кричал, взывал. Слезы текли по его бронзовому личику. Он наверное опять выпрыгнул бы за борт, если бы стоявший у руля Жерар не ухватил его вовремя за блузу.

— Мне пришла мысль, — сказал Жерар брату, прислушиваясь к рассказу Джальди, — что отец мальчика может помочь нам. Он профессиональный проводник и переводчик. Нам нужны и тот, и другой. Он беден, и желание заслужить хорошую награду придаст ему рвения. Кроме того, он, должно быть, хороший человек — посмотри, как любит его этот непослушный сорванец.

Джальди кричал между тем все громче и громче.

— Вот, вот здесь! Сагиб, вот моя родина, дом отца! Я узнаю его!.. Ах, если бы вышли моя мать и братья!.. О, сагиб, опустимся, опустимся скорее!..

— Лишь только стемнеет. Потерпи немного… Нам тоже очень хочется прибыть скорее. Покажи хорошенько, где твой дом?

— Вот он, сагиб, вот!.. Видишь под деревом эту белую хижину, точно пчелиный улей. Там живет мой отец — человек справедливый — он ожидает путешественников и провожает их на пути из Кандии в Коломбо, потому что эта дорога опасная!

— Твой отец — проводник?

— И переводчик. Я тоже помогал ему иногда, потому что знаю дорогу и говорю немного по-английски и по-французски. Я часто показывал иностранцам гроты!

— Гроты? Как ты думаешь, нельзя ли нам спрятать в одном из них нашу птицу?

— Их можно было бы спрятать десять тысяч. Сами духи выкопали эти гроты! — с гордостью отвечал Джальди.

— Смотри, Жерар, — сказал вдруг Анри, — мы, кажется, находимся над лагерем военнопленных. Вот там, левее, большая, обнесенная забором площадь, повозки, кое-как сколоченные хижины, толпа, шумящая, как муравейник!

— В самом деле, это лагерь… Но можно ли держать такую толпу на таком клочке земли? Неужели нет места? Это значит презирать всякие санитарные правила!

— Те, которые совершают такие преступления без всякой необходимости, с холодным расчетом, дадут ответ за погубленные ими жизни. Когда же мы узнаем, жива ли несчастная девушка, вынесла ли она этот ужасный плен!

— Успокойся, — сказал Жерар. — Николь выдержит это тяжкое испытание. Она мужественна. Под хрупкой внешностью ее скрывается здоровье, которому могли бы позавидовать многие, более сильные на вид. Вспомни, что рассказывал капитан Рено о том, как она легко переносила лишения. Он прав — у нее есть какой-то талисман!

По мере того, как наступала ночь, «Эпиорнис» стал описывать все меньшие и меньшие круги, постепенно опускаясь над островом. В нескольких местах лагеря зажглись тусклые фонари: одни были привешены к столбам, другие поставлены просто на земле, на перекрестках улиц, образуемых хижинами и полуразвалившимися повозками.

Раскаленный, удушливый, пропитанный лихорадкой воздух поднимался из лагеря, как из Дантова ада. Немного дальше воздух был наполнен ароматом цветов и фруктов, а здесь несчастные страдали в зачумленной атмосфере.

Несколько жалких теней вышли из хижин в надежде, что хоть ночь принесет немного прохлады. Но с наступлением вечера над лагерем поднялся густой пар и скрыл от злополучных пленников звезды, небесный свод, вид которых мог хоть на минуту заставить их позабыть горесть окружающего.

Сквозь густой туман путешественники не могли уже ничего различать в лагере. Но они уже успели засветло снять планы, отметить место и численность сторожевых постов, все, что могло способствовать или помешать осуществлению их предприятия.

Лагерь был под усиленной охраной. Не только у входов стояли часовые, но и внутри лагеря по улицам и переулкам импровизированного города ходили взад и вперед, с винтовками в руках, солдаты, которых легко можно узнать по мундирам цвета хаки. Присутствие в лагере вооруженных солдат делало неисполнимым первоначальный план Анри, рассчитывавшего спуститься на «Эпиорнисе» посреди лагеря и вырвать Николь из плена. Приходилось хитрить, прятаться, войти тайком в переговоры с пленницей. А пока нечего было медлить на высоте, с которой ничего больше не видно на земле, но на которой их могли заметить: это значило подвергаться опасности, что их машину вторично повредят и захватят.

«Эпиорнис» снова поднялся и, по указаниям Джальди, направился к пещерам, где братья надеялись его спрятать. У ног их расстилалась обширная рисовая плантация, обсаженная бамбуком, банановыми деревьями, совершенно лишенным листьев, но покрытым яркими огненными цветами хлопчатником, напоминающим днем зажженные факелы. На краю плантации стоит хижина отца Джальди. В прибрежных утесах острова много пещер; в них-то и спрячут до поры до времени «Эпиорнис».