Сергей Лукьяненко - Пристань желтых кораблей. [сб.]

Увы. Меня подвел звонок одного товарища, который в ту пору планировал издавать книжки. Экономика по всей стране уже летела в пропасть, было выгодно торговать “сникерсами” и спиртом “Роял”, а не издавать книжки. Но товарищ заявил, что с удовольствием издаст “детскую повесть на два-три авторских листа”. С большими красивыми цветными картинками!

На картинках меня и купили. Я тут же стал подгонять повесть под большую “детскость”, а также обрезать едва расправивший крылья сюжет. Что при этом произошло с текстом — можете себе представить…

Книжка так и не вышла. Но реанимировать искореженный первоначальный замысел мне уже не хотелось. Я порывался… но снова и снова отказывался от этого шага. Позже “Восьмой цвет радуги” вошел в состав моей первой авторской книжки “Атомный сон”, вышедшей в Красноярске. И когда я открыл книжку, то прочитал первую строчку: “Меч сломался”.

Честное слово, это была не моя ошибка! Но этот анекдотический ляп наборщика или корректора был последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Верблюд сломался.

Я даже перечитывать эту повесть с тех пор не могу. Стыдно первоначального, не исполненного замысла…

С другой стороны — вот вышла бы из “Восьмого цвета радуги” удачная книжка, и писал бы я с тех пор исключительно о волшебниках, действующих в современном антураже!

Кхм. Что-то я не то говорю…

Меч сломался. Беспомощно озираясь, Родэк отбежал к стене. Противник, здоровенный темнокожий наемник, неторопливо пошел к нему, занося для удара оружие — нечто среднее между дубиной и мечом: толстую свинцовую трубу, из которой выступали тонкие режущие кромки. На одном из лезвий, в черном пятне крови, присохла прядь длинных светлых волос. Лицо врага не выражало абсолютно никаких чувств, но глаза неотрывно смотрели на опрометчиво надетый Родэком бриллиантовый медальон.

Быстро взглянув по сторонам, Родэк понял, что обречен. Справа и слева громоздились непроходимыми завалами дымно, неохотно горящие лестницы, сброшенные с крепостной стены. Кое-где на этих рукотворных деревянных холмах серели глыбы камня, обрушенные на головы осаждавших. Время от времени, когда перекладины лестниц прогорали, камни тяжело падали вниз, и земля под ногами чуть вздрагивала. Родэк взглянул вверх — там, над обрезом стены, плыли растянутые полосами облака, обтекая сторожевые башни, скрывая от глаз их вершины. Между облаками покачивался лохматый, густо-желтый солнечный диск. Ни одного стражника видно не было. А для того, чтобы вскарабкаться по стене вверх, хотя бы до первого ряда амбразур, нужно время и силы. Ни того, ни другого у Родэка не оставалось. Он закрыл глаза. Кончено. Смерть приходит ко всем, но погибнуть в восемнадцать лет, при первом же выходе из Крепости… Как глупо…

Камень за спиной внезапно утратил твердость, стал трухлявым как сгнившее дерево, жидким, как кисель. Родэк почувствовал, как его схватили за плечи, и потащили внутрь стены. Наемник с воплем обрушил меч-дубину и, исчезая в теплой мягкости, Родэк еще услышал этот сокрушительный и беспомощный удар о непоколебимую стену Крепости.

Начальник стражи и Желтый Рыцарь стояли на второй обзорной площадке. Выше их была только площадка дозорных, где, спина к спине, замерли четверо дежурных стражей, по одному на каждую сторону света. А еще выше было прозрачное, до голубизны, летнее небо, в котором упруго дрожал снежно-белый флаг Крепости.

— Ты чем-то обеспокоен? — Желтый Рыцарь говорил в своем обычном, язвительно-вопрошающем тоне. Золотые пластины брони лежали на нем тяжелой, тусклой чешуей. Длинный и тонкий меч удивительно подходил к его лицу — острому, вытянутому, привычно желчному. Желтый Рыцарь не был чем-то раздражен. Просто он был Желтым.

— Нет, Рыцарь, — начальник стражи рассеянно оглядывал горизонт. Стены Крепости, почти равные по высоте главной дозорной башне, заключали в себя целый мир: озерцо, посреди которого алел замок Правителя, город с редкими клочками леса, запутавшимися между кварталами, пышно заросший зеленью холм, на котором стояла низкая и широкая башня Рыцарей.

— Нет, Рыцарь, — повторил он. — Я не обеспокоен. Но моему сыну сегодня исполнилось восемнадцать, он первый раз дерется вне Крепости.

— Это опасно, — Рыцарь понимающе кивнул. Но даже эти сочувственные слова вышли у него насмешливыми, желтыми .

— Не слишком. Ему не грозит ничего, кроме собственного страха.

На этот раз голос Рыцаря действительно был возмущенным и неприятным:

— Ну, уж это напрасно. Кого ты вырастишь, если с первого выхода…

— Успокойся, он ничего не знает.

Они замолчали. Рыцарь в золотой броне и начальник стражи в темно-багровом бархате давно знали друг друга. Они были одинаково могущественны и одиноки. Но у начальника стражи был сын, а у Рыцаря его не было и не могло быть.

Из круглого люка в полу вынырнула голова одного из стражников:

— Лейтенант Арт к начальнику стражи.

— Пусть поднимется.

Произнося эти слова, начальник стражи невольно скользнул взглядом в сторону Каменной Плеши. С башни Каменная Плешь выглядела ровной белесой площадкой, зажатой между озером и городскими окраинами. На камнях отчетливо выделялись три длинные металлические сигары, исполинские даже с такого расстояния.

По лестнице застучали шаги, и на площадку поднялся офицер стражи, в таком же багровом костюме, как рядовые стражники и начальник, с единственным знаком отличия — серебряным значком на лацкане куртки. Начальник стражи не носил никаких эмблем, его и так знали в лицо.

Быстро почтительно кивнув Желтому Рыцарю, офицер подошел к начальнику стражи.

— Ну?

Лейтенант склонил голову.

— Они согласны продать нам три–четыре “бабочки”, с прежним ресурсом и по прежней цене, но…

Начальник стражи взглянул на Каменную Плешь, где дремали стальные сигары, и странно улыбнулся:

— Летучий народ не продаст нам турбокондеры?

— Да.

— Ни за какую цену?

— Ни за какую.

— Я так и думал.

Начальник стражи с любопытством посмотрел в лицо лейтенанта — в меру спокойное, в меру огорченное. Посмотрел на Желтого Рыцаря, перегнувшегося через гранитные перила площадки, что-то рассматривающего внизу. И быстро чиркнул взглядом по пространствам за стенами Крепости, где, скрывая оранжевый песок пустыни, серым ковром стлались до самого горизонта шатры кочевников. Сейчас они казались совсем не страшными, но ночью, когда у каждого шатра зажигали костры, зрелище делалось жутким.

С Каменной Плеши донесся нарастающий гул. Сверкающие сигары медленно поднимались в воздух и низко, без всякого страха, летели и над Крепостью, и над кочевниками. Казалось, что дозорная башня слегка вибрирует в унисон могучему гулу.