Александр Бирюк - В море дьявола

Все складывалось хорошо, по крайней мере лично для него, но при мысли об экипаже Ничухин погрустнел, почувствовав вдруг такую жалось к этим несчастным людям. Никакого злорадства к ним он сейчас не испытывал, а ведь они так бесчувственно и даже бесчеловечно относились к нему на протяжении всего этого утомительного рейса, да к тому же все время грозили спихнуть на берег при первом же удобном случае! Ведь это были все-таки обыкновенные люди, не злые, хоть и не добрые... Это так. Да, они любили своего старого умершего кока (вернее, любили его их желудки), но уж ни в коей мере не злорадствовали бы, доведись исчезнуть за бортом самому Ничухину. И если уж они создали Ничухину на корабле невыносимую обстановку, то в первую голову виноват он сам: ведь кок на корабле - это не простой там матрос или моторист, и даже не штурман. От ошибки штурмана экипаж может пострадать один лишь раз, от неумения Ничухина все мучились изо дня на день. Ну, может быть, и не так уж чтобы мучились, но немного, по сути, нужно, чтобы в длительном плавании устроить моряку кошмарное существование!

Судно закачало на посвежевшей волне, и Ничухин подумал теперь О СЕБЕ.

Как бы там ни было, рационально размышлял он, а с экипажем покончено. На корабле, кроме него, никого нет. Управлять судном так, чтобы повернуть его назад и попытаться подобрать кого-нибудь, он не может. Значит, нужно теперь соображать, как спасти собственную шкуру, которая для Ничухина была ценнее всех бриллиантов на свете.

До Японии еще далеко.

И МОРЕ ДЬЯВОЛА пока не кончилось.

Кто знает, что может произойти с неуправляемым кораблем в открытом океане? Вдруг он наскочит на необозначенные на карте подводные скалы? Или начнется случайный пожар в машинном отделении? Это будет для него, Ничухина, куда хуже той трагедии, которая уже произошла. Значит, нужно хоть как-то действовать. Нужно хоть что-то предпринимать. И Ничухин уже ясно представлял себе, что в первую очередь ему следует предпринять.

В самую первую очередь нужно дать знать о себе.

НУЖНО ЗВАТЬ НА ПОМОЩЬ!

Нужно пробраться в радиорубку и попытаться включить передатчик.

... Кивая в ответ своим мыслям, и не переставая чутко прислушиваться, Ничухин взбежал по трапу и очутился перед ответвлением коридора, ведущим к камбузу. В желудке неожиданно заурчало, и Ничухин вдруг вспомнил, что на плите стоит кастрюля с остатками вчерашней вермишели и пережаренными котлетами, которые за ужином кое-кто не захотел есть. Длинный коридор вел почти к самой корме мимо шахты машинного отделения и потому сюда более, чем куда-либо в жилой надстройке, доносился шум мощных двигателей корабля. Этот коридор вывел Ничухина прямо к дверям с затертой табличкой, на которой крупными буквами было выведено: "КАМБУЗ".

"Родной камбуз..." - подумал Ничухин с таким чувством, будто с этой минуты он стал не работником опостылевшего КАМБУЗА, а, по меньшей мере, его инспектором. Звякнули ключи, Ничухин ковырнул ими замок, отворил дверь и не глядя под ноги, переступил порог.

... Внезапно взгляд Ничухина зафиксировал какое-то движение впереди, Ничухин вгляделся и дернулся от неожиданности. То, что он увидел, могло довести до разрыва сердца любого в его положении - на него в упор глядели глаза людей, которых он уже давно считал законными покойниками. Эти люди обступили кухонную плиту, облепили все кухонные столы и прикипели ко всем кухонным механизмам, и Ничухин с первого взгляда определил, что тут собрался ВЕСЬ экипаж его родного корабля.

Ничухин судорожно вздохнул, и ощутив под сердцем изнывающую пустоту, схватился ослабевшей рукой за переборку. Ноги тоже подкосились, но выдержали. Ближе всех к Ничухину оказался капитан, в руках у него была кастрюля, доверху наполненная чищенной картошкой. Боцман испуганно таращился из-за его плеча и медленно, словно неуверенно, размазывал отчего-то трясущейся рукой по своей обширной груди грязный пот. Кто-то что-то взбалтывал вилкой в большой эмалированной миске, да так и застыл, как на остановившемся кадре. Кто-то крошил на столе белую репчатую капусту, да так и замер с поднятым ножом, уставившись на неожиданного пришельца. А в самом центре этого столпотворения, у самой плиты, на которой что-то кипело, шкворчало и дымило, стояла уборщица - в руках она держала огромный половник и осторожно помешивала им в закопченном казане.

Ничухин снова судорожно вздохнул, чувствуя, как отпускает сердце, и судорожно огляделся. Кругом блестели ножи, вилки и ложки, белела в углу на сервировочном столе приготовленная для чего-то стопка ослепительно чистых тарелок. Неназойливо гудела вытяжка, засасывая в себя исходящий от казана густой наваристый пар, ярко мерцали лампочки индикатора нагрева плиты на щитке у двери. И все, застыв на своих местах, напуганные не меньше, чем сам Ничухин, оторопело глядели на него.

И все они больше всего походили сейчас на ЗАСТИГНУТЫХ ВРАСПЛОХ ЗАГОВОРЩИКОВ.

Тем не менее долго такое противостояние продолжаться не могло. Капитан вдруг выронил кастрюлю, и картошка брызнула россыпью по давно не мытому кафелю под ногами. Боцман отступил назад, зацепив локтем руку поварихи-уборщицы - что-то пролилось на плиту и оглушительно зашипело. Резко запахло паленым, и тут вдруг как прорвало:

Первым опомнился старпом.

- Уходи! - заверещал он вдруг не своим голосом - всегда спокойный, уравновешенный человек. - Сгинь! Вали отсюда!

Ничухин отшатнулся, словно от привидения, и больно ударился головой о притолоку. Тотчас, словно им был подан сигнал, все пришли в движение. Матрос, крошивший капусту на столе, и перепуганный до этого не менее других, вдруг изменился в лице и плакатно замахнулся на Ничухина громадным ятаганоподобным ножом.

- Проваливай!

- Паш-шёл!

- Надоело!

- САМИ УПРАВИМСЯ!

И вся эта толпа грозно стала надвигаться на ошалевшего Ничухина.

Ничухин с ужасом глядел на сверкающие ножи и вилки в угрожающе тянущихся к нему руках, перекошенные в злобных проклятиях рты, безумные глаза... С грохотом разлетелась о переборку рядом с головой Ничухина запущенная кем-то в него тарелка, кто-то схватил с мясной колоды тяжелый топор, к лезвию которого прилипли уже засохшие со вчерашней рубки куски почерневшего мяса. А боцман подкрадывался к Ничухину, скручивая длинное полотенце в плотный жгут с таким видом, словно хотел им Ничухина удушить.

И самым страшным было то, что по глазам боцмана было прекрасно видно: именно так он и намеревается поступить.

Ничухин попятился, споткнулся о комингс и вылетел назад в коридор. Бедная его голова пострадала и на этот раз, сшибив со стены слабо закрепленный огнетушитель. Тотчас дверь камбуза захлопнулась, сквозь грохот отскакивающего от переборок металлического баллона пробился скрежет яростно запираемого изнутри замка, что-то завизжало, передвигаемое по кафелю, бухнуло в двери, и Ничухин догадался, что ее ЗАБАРРИКАДИРОВАЛИ.