Валерий Большаков - Другие правила

— Привет, Антошечка! — прощебетала Гунилла. Яэль послала ему воздушный поцелуй, а Маша подвинулась, освобождая место.

— Присаживайся, — улыбнулась она, — в ногах правды нет.

Справясь со смущением, Антон осторожно присел рядом.

— Все красятся и красятся… — пробурчал он. — Вы хоть ели?

— Нет, Антошечка! — обернулась Гунилла.

— Не вертись, — сказала Яэль и повернула ее голову к зеркалу. — Никто нас не покормит…

— Кому мы нужны… — вздохнула Маша.

— Сейчас принесу, — проворчал Антон и с сожалением поднялся. — Капусту будете?

— Будем, Антошечка!

Антон зашел к себе, быстро подогрел кастрюльку с тушеной фиолетовой капустой и понес ее голодающим. Розовые, разваристые ломтики пахли бесподобно. Трудно было с чем-то сравнить. Да и вкус ничего не напоминал — пока сам не попробуешь, не разберешь.

Антон боком вошел в «девичий отсек» и поставил яство на выдвинутый столик. Девушки, пока его не было, успели и скатерку постелить, и приодеться, и развернуть универсальные стойки из кроватей в диван и пару кресел.

— Как пахнет!.. — протянула Гунилла, подлещиваясь. — Антошечка, я твоя! Ай! Вот противная какая! Антон, скажи Яэли, чтоб не щипалась!

— А чего это он твой? — агрессивно вопрошала Яэль, прижимаясь к Антону. — Он меня больше любит! Да, Антон?

— Ой, да ну вас. — Антон затеплел щеками. — Болтаете, что попало…

— Обожаю, когда он краснеет!..

Девушки, смеясь и перешучиваясь, сели за стол и усадили между собой стажера Родина.

— А что это за мужчина приезжал с мастером? — полюбопытствовала Яэль. — Тоже большой такой и выправка чувствуется… Никто не знает?

— Это Колманов, — сказал Антон, сосредоточенно накалывая вилкой аппетитный кусочек. — Георгий… по-моему, Иваныч. Знаю только, что мастер хочет, чтобы он… ну, от нас в Совете был… короче, от всех, кто в Проекте.

— Ну, сам бы и был… Чего он?

— А оно ему надо? — фыркнула Маша.

— Правда что… На нем и так все держится.

— А Колманов этот знаете чего к мастеру подъезжал? На плантациях рыбозмеи завелись. Здоровые! Полметра в обхвате! Одного так цапнула — весь бок выдрала!

— Ужас какой-то!

— Кошмар!

— Мастер хочет сафари на «рыбок» устроить…

— Он сказал — «биозачистку»!

— Конечно, надо!

— Я сейчас ночью буду бояться выйти…

— Антошечка, а это ты кому оставил? А ну, доешь быстро!

— Гуниллочка, не лезет уже!

— Ну хоть половинку!

За чаем «свинцовая мерзость жизни» осела в душе, как муть. Все плохое, тревожащее осталось где-то там, далеко-далеко, на задворках станции. Значение имели только молодость и красота и те радости, кои из этих данностей проистекали.

— А вы слышали, — сказала Гунилла, помешивая ложечкой, — у Марины днюха была… э-э… день рождения то есть, И мастер ей перстенек подарил — древнющий! — византийский еще. Ему тыща лет! Даже больше!

Лицо Яэль дрогнуло.

— Слышали, — ровным голосом сказала она.

— Нет, какой мужчина! — закатила глаза Гунилла. — Красавец! Рыцарь! Джентльмен! Да захоти он только, девки к нему в очередь выстроятся! Чур, я первая!

— Господи, что у тебя за язык? Не заставляй Антона за тебя краснеть!

Гунилла залилась смехом.

— Антон, — спросила Маша, сосредоточенно и нахмуренно осматривая ухоженные ноготки, — а Виджай думает что-нибудь?..

— Хм… Я так понял, что он-то уже готов. Это Ленка что-то там крутит…

— Захомутала парня, а теперь…

— Правильно, правильно! Нечего!

— А иначе с ними нельзя!

— Антон, а ты еще не женился?

— Еще чего…

— А кто тебе больше всех нравится?

Антон демонстративно застонал и возвел очи горе.

— Я знаю, — значительно сказала Маша, — ему наша Яэль нравится!

— Я тоже Антона люблю. — Яэль обняла покрасневшего стажера и умильно заглянула ему в глаза. — Сильно-сильно!

— Дождетесь… — мрачно сказал Антон. — Вот подавлюсь чаем, будете знать…

От бесславной гибели его спас Габа. Он возник в дверях, как реклама зубных нанопаст, и воскликнул:

— Ага, вот ты где! Я-то думал, он дрыхнет давно, а он тут расселся! Гоните его, девчонки! А то, смотри ты, присоседился! Эстет!

— Не обижай моего Антошечку! — вступилась Гунилла.

— Ох, ты подумаешь! — легко рассмеялся Габа. — «Моего» уже! Быстро вы его окрутили! Антон, не поддавайся!

Из коридора донеслись громкие голоса, и в дверь заглянул Гупта.

— Привет, девушки! — замаслился Виджай улыбкой. Антону он рассеянно кивнул, как человек семейный.

— Здрассте! — церемонно ответили девушки.

— А ты когда спать собираешься? — спросил Габа у Антона, глаз не спуская с Гуниллы, покрасневшей отчего-то.

— Да не буду я уже спать! Тем более спорамин выпил… Днем отосплюсь,

Антон встал, остро чувствуя позыв к действию. Решительному. Сердце забилось, как пойманное. Откажет. Откажет!

— Яэль… — сказал он чужим голосом. — Пойдем погуляем, может?..

— Пойдем! — обрадовалась Яэль. — Я сейчас, шлем только найду!

Ровно в 7.00 Сегундо перевел себя из низкорежимного состояния ожидания в режим «нормальная тревожная готовность». 0,0246 секунды заняла утренняя процедура стандартной диагностики. Все системы УРМа работали нормально. Тут же сработал блок эмоций, и Сегундо ощутил удовлетворение — настолько, насколько смогли это чувство алгоритмизировать конструкторы. Через 0,234 секунды блок памяти выдал последнюю кристаллозапись: Антон Родин, стажер, просил его рассказать о Титане. Стажеру было интересно. Сегундо ведь не из простых роботов, он киберразведчик, скибр. Сегундо — практически единственный сателлит из СКР «Сварог», кто остался не разрушенным после высадки на Экваториальный материк Титана в 2048 году. Он да еще робот-матка. Крохотные, тусклые визиры Сегундо такое видывали…

Видеозаписи моментально прокрутились в псевдомозгу скибра.

…Медленно опадают дождевые капли — серебристые шарики с детский кулачок, — они переливаются, отражая робота-матку, еще двух сателлитов киберсистемы, и взрывают зыбкий углеводородный снег, розоватый, с желтоватым отливом. Позади робота-матки громоздятся красноватые восковые льдины с черными прожилками асфальта, а на переднем плане плюхаются пологие волны метаново-этанового океана, кумачового, тяжко парящего, у горизонта густо-багрового, как свекольник, абсолютно безжизненного. А над океаном, в оранжево-буром, затянутом рдяными облаками, выстуженном небе висит мутно-желтый размытый серп Сатурна и бледно-голубая Рея…

Покинув свой бокс в пустующем коттедже главного кибер-инженера (мастер предпочитал обитать на станции «Соам», поближе к месту работы), Сегундо вышел на улицу, примыкавшую к Голубому парку. Парк был разбит на склоне вала кратера, Южного Вала, как его называли первопоселенцы, и заслонял своей пышной синью даже пятиэтажные жилые блоки на Окружной и Главной.