Федор Березин - Экипаж черного корабля

— Смотрите, какую приблизительно телеграмму мы им пошлем. — Тутор-Pop положил на стол исписанную хронопластину.

— Так, — подытожил эрэнкашник, пробежав глазами текст. — Значит, у нас сгорел отсек с продовольствием. Неплохо. И они пришлют?

— Куда им деваться? — пожал плечами генерал-канонир. — Понятно, меня, как командира, пожурят за разгильдяйство. Пожиратель Крови с ними, добраться до меня они не могут. Но представьте, что со штабистами, руководящими высадкой, сделает ШОНО, если самая активная в этом районе «боевая гора» потеряет боеспособность оттого, что личный состав умирает с голоду? Сейчас война, Штаб оборонительно-наступательных операций шутить не будет — полетят головы. Так что они найдут способ передать нам продовольствие.

— Но все же телефонограммку мои люди подкорректируют, генерал, на всякий пожарный случай. Вдруг вы там что-то зашифровали.

— Без проблем, Мурашу, — запросто согласился генерал-канонир.

Однако чудо случилось. Когда батареи его фонаря приблизились к пенсионному возрасту, начав быстро уставать и давать сбои, у сжатого стенами туннелей броне-лейтенанта, практически ничего не видящего, а слышащего только шелестение проскальзывающего мимо воздуха, неожиданно и асимметрично прочим органам обострился нюх. Быть может, люди планеты Гея произошли все-таки не от крыс, а от овчарок? Это маловероятно, и к тому же в головах современных Хорису-Тату ученых таковая гипотеза даже не смогла бы зародиться — все собаки этого мира давным-давно вымерли. По странной случайности здесь не осталось ни болонок, ни пинчеров; профессия кинолог отсутствовала тут начисто. Так вот обоняние броне-лейтенанта, то ли в связи с голоданием, то ли из-за перенесенной недавно контузии, обострилось до невероятности. Хотя, возможно, внезапно родившееся чувство ориентации в этих железных катакомбах обязано было целому комплексу причин, а не только носу? Все может быть. Могло сказаться привыкание, эдакая ускоренная адаптация к окружению. И вот неожиданный результат налицо. Правда, возвращаясь к нюху…

Немногие знали, что в последнее время ученые другого профиля — естествоиспытатели — обнаружили странные причуды живого мира. Какая-нибудь редкая бабочка умела находить партнера за десятки километров по запаху. Когда в расчетах имитировали процесс, то есть равномерно и, естественно, теоретически размазывали молекулы, выделенные самкой по этим кубокилометрам, то концентрация получалась ниже порога чувствительности чего-либо — иногда на метр приходилась одна-единственная молекулярная цепочка фермента. Это было колдовство, но оно работало — бабочки разыскивали друг друга, оплодотворялись и продолжали плодиться. Может быть, в случае лейтенанта Хориса действовало нечто аналогичное?

На это есть одно опровергающее обстоятельство: в своих странствиях по-пластунски зрелый самец Хорис-Тат дополз не до женских «казарм» гига-танка, а только до расположенных в самом низу шлюзовых камер для выпуска тяжелой гусеничной техники. Точнее, он добрался лишь до одной камеры. Стоит ли распространяться, какое число вентиляторов, гоняющих воздух туда и сюда, он по дороге попортил, сколько их лопастей выгнул, ибо его сильное тело не везде проскальзывало? Скорее всего не стоит, все и так представляют, что немало, и пусть на этот счет болят головы у техников, заведующих вентиляцией «горы».

Теперь лейтенант Хорис-Тат уже четко щупал своими волшебными ноздрями до боли знакомые и чуждые непосвященным раздражители — запахи тяжелых танков марки «Циклоп-10». Кроме того, он мог кое-что видеть. К сожалению, наблюдать всю раскинувшуюся перед глазами просторность (после жизни в трубах находящееся перед глазами помещение раздулось до размеров центральной площади небольшого города) он не мог — не получалось вертеть головой и менять угол обзора. Наблюдать было вообще неудобно. Дело в том, что он смотрел на помещение сквозь вентиляционную решетку, сам же был стиснут и распластан совсем не горизонтально, а под углом в сорок пять градусов — именно так согласно глупому проекту конструктора со шлюзом стыковывалась вентиляционная труба. Кроме того, примыкала она сверху, а значит, получалось, что он висел над помещением вниз головой. Понятное дело, это не могло длиться чрезмерно долго. Требовалось что-то предпринимать.

И снова он восседал посреди «штаба-купола» в своем любимом, до ненужности удобном кресле. Настолько удобном, что использовать все его преимущества: откидную спинку, облегающие одеяльные складки, встроенный «трясун» (прибор, имитирующий баюканье коляски) — в условиях постоянного пребывания поблизости дежурной смены управления «горой» было просто невозможно. Как бы это выглядело, если бы посреди перекрестных докладов о состоянии реакторов в мерцании индикаторных трубок, а главное, на глазах выжатых суточной сменой людей командир гига-танка завалился бы на бочок и захрапел под ритмичное поскрипывание пружин и жужжание встроенного вентилятора? Хотя для некоторой категории офицеров, грезящих широкими золочеными погонами, именно такое зрелище стало бы самым полезным — наглядная демонстрация преимуществ удачного карьеризма. Кто знает, может, именно оно подогрело бы в них поблекшую жажду к освоению строевой и расовой подготовки?

Снова он возвышался над занятыми работой и ожиданием приказов людьми. Возвышался не только в фигуральном, но в буквальном смысле — его кресло и стол помещались на вращающейся по прихоти хозяина кафедре, размещенной посредине центрального командного пункта. А вокруг на гораздо менее удобных, но тоже неплохих креслах, снабженных антиперегрузочными приспособлениями и даже выскакивающими из подлокотников надувными спасательными подушками (нельзя забывать, что «гора» при всей своей монументальности и необозримости изнутри могла на ровной местности разогнаться до трехсот километров в час), трудились люди — специалисты, сменяемые через несколько часов или суток, в зависимости от тяжести возложенных обязанностей. Например, сейчас, в боевой обстановке, смены происходили чаще, дабы всегда иметь под рукой относительно отдохнувших и менее предрасположенных к ошибкам операторов.

В общем, во внешнем фиксируемом глазами мире все было, как прежде. Но внутри генерала-канонира произошли тектонические сдвиги. И не только внутри. И здесь, в окружающем замкнутом пространстве «боевой горы», незримо изменилась аура взаимоотношений. Внешне для ненаблюдательного с отсутствием интуиции человека или не могущего сейчас попасть на борт новичка все происходящее пребывало в цикличной статике: сыпались грамотно-расторопные доклады; мельтешила по экранам доступная пониманию только специалистов суть, выраженная в цифрах; плескало по грубым металлическим кружкам бесплатное ночное счастье — горячее сладенькое какао (раз в четыре часа, не чаще, дабы не перегружать выданные природой мочевые пузыри); шаркали по истертой резиновости пола, болтались в бесхозности и самостоятельности под креслами ненужные в эти часы придатки туловища — ноги. Все, все было в норме, но все-таки не так.