Юрий Брайдер - Хозяева Острога

Свет, от которого наши любители ночных прогулок уже успели отвыкнуть, предательски резанул по глазам, но сквозь набежавшие слезы они сразу узрели пятёрку чужих боешников — скорее всего, новичков, вовсю наседавших на Бадюга. Тот, правда, держался молодцом и отбрехивался как мог.

Оппоненты обвиняли его сразу во всех смертных грехах, а главное — в воровстве, чего, впрочем, не отрицал и сам Бадюг. Но дальше позиции сторон диаметрально расходились. Если пострадавшие утверждали, что из их жилой норы были самым циничным образом похищены все пригодные для боя щиты, то ответчик с пеной у рта доказывал, что щиты в момент совершения преступления находились снаружи и вполне могли сойти за бесхозное имущество. “Сторож возле них не стоял” — таков был главный и единственный довод Бадюга.

Положение усугублялось ещё и тем, что чужая стая состояла из крайне вспыльчивой и далеко не безгрешной публики — Гробов, Печек и Ножиков. Сами с младых ногтей нечистые на руку, они весьма ревниво относились к аналогичным слабостям других. (Впрочем, тут они не были оригинальными. Как ни странно, но в повседневной жизни пьяницы частенько презирают пьяниц, шлюхи недолюбливают шлюх, а дураки терпеть не могут друг друга.)

— Потише, ребята! — попросил Темняк, всячески демонстрируя свои добрые намерения. — Пошумели — и хватит. Сейчас во всём разберемся. Криком делу не поможешь, зато грыжу наживёшь.

— Да что тут разбираться! — чужаки были настроены весьма воинственно. — Кто вы вообще такие? Откуда здесь взялись? Это наш участок! Мы его своей кровью завоевали! И не надо на нас нахрапом переть! Можно и нарваться!

Ещё неизвестно, чем бы это всё обернулось, начни Темняк качать права и бряцать оружием, но он лишь дружески улыбался да приветливо помахивал рукой. Едва только шум стал понемногу стихать — глотка не шмонька, отдыха требует — как командир заговорил снова:

— Ребята, клянусь, что мы не имели никаких видов на этот участок, а уж тем более претензий к вам. Здесь мы оказались совершенно случайно. Говоря откровенно, мы находимся сейчас в бегах и ищем самый удобный путь, чтобы покинуть Бойло. Едва только стемнеет, тут и духа нашего не будет.

— Врёшь! — отвечали ему. — Не верим тебе! Не было ещё такого случая, чтобы кто-то из Бойла сбежал! Вы, наверное, самозванцы! Недаром морды черным намазали, клоповье племя!

— Спокойно, спокойно… Мы одержали на Бойле немало побед, в том числе и над чудовищами, — в доказательство своих слов Темняк продемонстрировал всем Годзю, заметно отъевшегося на обильной блошиной диете. — Однако после здравых рассуждений мы решили не искушать судьбу и сбежали. Так уж получилось, что сегодня нам срочно понадобился щит. Уж простите нашего приятеля, ненароком покусившегося на вашу собственность. Он слегка подслеповатый и нередко путает чужое со своим. Кому не знаком этот маленький грешок? А взамен за щит, причем один-единственный, мы отдадим вам “кишкоправ” — оружие весьма надежное и действенное. Надеюсь, что нам он уже не пригодится.

Напряжение несколько спало. Во-первых, доводы Темняка звучали довольно убедительно, а во-вторых, связываться с закаленными ветеранами, кроме всего прочего, вооруженными ещё и смертоносным “кишкоправом”, как-то не хотелось. Да и чего ради связываться — Смотритель это случайное побоище вряд ли оценит и в число зачётных побед ни в коем разе не занесёт.

— “Кишкоправ”, говоришь, — чужаки задумались. — В обмен на щит… А что — годится! Берем… Дома-то когда собираетесь быть?

— Как получится. Но не позднее, чем через пять дней, — ответил Темняк. — Может, привет кому передать?

— Да ладно, зачем родне лишний раз душу бередить. Нас там, наверное, уже и забыть успели. Пусть живут себе.

— Так отдаёте, значит, щит? — Темняк спешил воспользоваться удобным моментом.

— Бери. Только с “кишкоправом” не обмани.

— Как можно! Тюха, отдай им “кишкоправ”.

Когда взаимовыгодный обмен состоялся и стена недоверия окончательно рухнула, обе стаи смешались и стали вспоминать общих знакомых, как погибших на Бойле, так и оставшихся за его пределами. По рукам пошел Годзя, вызывавший всеобщий восторг. Дабы окончательно расставить все точки над “i”, Темняк произнес краткую прочувствованную речь:

— Ребята, я не зову вас с собой, и на это есть свои причины. В побег нельзя пойти просто так, за компанию. Эту мысль сначала нужно выстрадать, выносить в себе, сжиться с ней. Она должна на время стать вашей маниакальной идеей. Да и трудно рассчитывать на успех столь массового побега. Этим мы только погубим и себя, и вас. Очень хочу, чтобы вы меня правильно поняли.

— Да ладно, что тут объяснять! — Темняка дружески хлопали по плечам. — Мы и сами в побег особо не рвёмся. Сначала посмотрим, как тут дела обстоят. Удачи вам!

Но удача, наверное, отстала от стаи Темняка ещё во время самой первой ночной вылазки. Удача — создание деликатное и привередливое. Пробиваться сквозь мусорный шквал и хлебать помои — это не по ней. Уж лучше встретиться вновь где-нибудь в более приятном местечке.

Эти сумбурные мысли возникли в голове Темняка сразу после того, как он понял — случилось самое страшное из всего, что вообще могло случиться.

Смотритель нашел-таки их, причем не с неба свалился, а будто бы из-под земли вырос.

Добегались, значит!

Человеку очень трудно возненавидеть неодушевленный предмет, одинаково индифферентный и к добру, и к злу, но Смотритель такой сомнительной чести добился — беглые боешники при виде его аж зубами скрежетали.

Появление Смотрителя в неурочное время — событие всегда чрезвычайное, причем чрезвычайное со знаком минус. Ведь не миловать он явился, а, должно быть, казнить.

Новички с перепугу шарахнулись во все стороны. Некоторые едва не налетели на Смотрителя, но тот проворно увернулся — как видно, берёг новичков для грядущих схваток.

А расправа — по понятиям боешников неизбежная — между тем откладывалась. Смотритель пребывал как бы в оцепенении и своей сакраментальной лютости почему-то никак не проявлял.

Вполне возможно, что эта встреча поставила его перед дилеммой, почти неразрешимой для примитивного искусственного создания. Прежде в понимании Смотрителя существовали лишь две категории боешников — победители и побежденные, причем каждая категория заслуживала совершенно особого отношения к себе.

Но эти четверо никакого конкретного статуса не имели (беглецов на Бойле не существовало по определению). Уничтожать их вроде было и не за что, поощрять — тем более. Подобная неопределенность вносила разлад в машину, привыкшую действовать по четко заданной программе.

И всё же какой-то резерв самостоятельности у Смотрителя оставался, и он повёл себя по примеру сторожевой собаки, поступки которой определяются не только врожденными инстинктами, но и длиной поводка.