Владимир Брагин - В Стране Дремучих Трав

Рядом со мной ярусами поднимались зеленые листы. На каждом — тысячи и тысячи своеобразных форточек. Настежь они были открыты утром и вечером — свежий воздух проветривал растения. Но в жару закрывались. Конечно, я понимал, что форточки — устьица листа. Открывая и закрывая их, растение упорядочивает испарение воды.

Лежа на чуть-чуть покачивающемся листе, я в дремоте смотрел на прихотливые очертания листьев и думал: хоть бы во сне увидеть аэростаты.

Ведь бывает же так, что человеку приснится то, о чем он напряженно думал. И он просыпается радостный и взволнованный: вспомнил, всё вспомнил. Но нет, не слушается сон человека. Приснилось мне совсем другое. Я лежу на верхней полке вагона медленно движущегося поезда. И вдруг резкая остановка. Чуть было не свалился. Падаю, руки мои хватают, цепляются за край полки. Проснулся.

Солнце уже высоко стояло в небе. Я лежал на самом краю листа. Лист, следуя за солнцем, двигался и поворачивался всей поверхностью к солнцу, и я все скатывался. Вот тебе и медленно движущийся поезд! Вот тебе и аэростаты!

С реки долетали острые, тонкие звуки. Комары заводили свою музыку. Оглянулся. Меня поразило: направо за листом чуть-чуть покачивалась какая-то гигантская тень. Качание тени вдруг усилилось. Игра светотени! И было такое мелькание, что у меня зарябило в глазах. Огромный гамак, сотканный пауком-тенетником, был привязан канатами к деревьям. Ветра нет, а мелькание, игра светотени не прекращаются. Значит, паук сам раскачивает сеть. Так он делает в минуту опасности или при нападении на добычу: сеть становится невидимой, словно тает, расплывается.

Но лихорадочная игра светотени и резкое мелькание постепенно прекратились. Гигантская тень от сети спокойно легла на землю.

Я спустился с листа и стал снизу рассматривать сеть. Ни добычи паука, ни его врага не увидел. Только сверкали на солнце капли клейкой жидкости.

Припомнил! Все припомнил! Аэростат!

В тот миг, когда опрокинулся мой плот, в тот именно миг, там, в глубине вод, я увидел такую же сеть из паутины. Она качалась в воде и была похожа на аэростат. Все ясно: надо искать мой потонувший мешок с дневником там, где в воде висит такая же сеть, похожая на привязанный аэростат.

Чем больше я смотрел на сеть паутины, тем яснее становилось, почему слово «аэростаты» неотвязно звучало в моей голове.

Надо нырять. Найду подводный аэростат — найду около него и мешок с дневником.

В той, «большой», жизни я был неплохим пловцом и знал, что у ныряльщиков на большую глубину бывает кровотечение из носа, ушей и рта. Я знал, что ныряльщик может пробыть в воде около двух минут.

Тяжелый камень в руке. Совсем как у искателя жемчуга. Прыжок! Вода сомкнулась над моей головой. Камень потянул глубоко на дно. В висках стучит. Плохо вижу. Головокружение. Впереди мелькнуло что-то темное. Бросил камень, всплыл наверх. На песчаном берегу едва пришел в себя. Пульс усиленно бился. Голова все больше кружилась. Шум в ушах не переставал.

С трудом дополз до какой-то пещеры. Чья это нора?

Не все ли равно — она пуста. Кое-как подкатил к пещере большой камень, кое-как прикрыл вход. Прислонившись в пещере к стене, я задремал.

Пришел новый день. А с ним — другие размышления. Надо вспомнить и отгадать тайны ныряльщиков. Какие чудо-ныряльщики были в древние времена! Царь персов Ксеркс, воевавший с греками, предложил греку-ныряльщику Силлиасу раздобыть сокровища с потонувшего на большой глубине корабля. Силлиас извлек и доставил сокровища царю. Но Ксеркс, увидя замечательное мастерство ныряльщика, задержал его на корабле, никуда не отпускал. Но в тот час, когда налетела буря и поднялся шторм, грек-ныряльщик Силлиас прыгнул с корабля в море. Уплыл.

История примечательная, но она вовсе не раскрывает тайны ныряльщика грека Силлиаса.

Я стал думать о физиологии ныряльщика. По-видимому, процесс ныряния связан не только с общеизвестным фактом, что у ныряльщика под действием давления воды происходит процесс освобождения азота в организме. Киты и тюлени — млекопитающие — дышат легкими. Набрав в свои легкие кислород, они очень долго остаются под водой. Видно, что-то помогает их организму связывать выделяющийся азот. Может быть, какие-либо микробы? Вот бы исследовать в лаборатории.

Нет, не время вспоминать, жалеть, вызывать тени прошлых лет!

Надо учиться нырять. Снова и снова нырять. Я медленно подошел к берегу, взял свой камень, сделал глубокий вдох и бросился в воду. И тут мне показалось, что рука коснулась какого-то шланга. Я даже почувствовал, что шланг отстранился, совсем как живой. Я опускался на дно, а рядом тянулся шланг, словно кто-то с берега ловил рыбу странной живой леской. На дне я сразу же увяз в иле и почувствовал, что под ногой шевелится что-то живое. Инстинктивно, чтобы не упасть, схватился за качающийся шланг, но он как-то странно сокращался, уходил вниз. Точно кто-то там, на дне реки, тянул его к себе. Я почувствовал, что держусь за живой отросток существа, которое закопалось в ил.

Казалось, будто «подводный» рыбак протянул свою живую леску к поверхности воды со дна реки.

Я доплыл до берега. Уже лежа у входа в пещеру и думая о том, что случилось со мною в воде, я догадался, что шланг, за который ухватился, — дыхательная трубка личинки мухи-ильницы.

Личинка мухи живет па дне, закапываясь в ил, и выставляет наружу свой хвостовой отросток — дыхательную трубку. Через эту трубку личинка дышит свежим воздухом. А если повысится уровень воды? Удлинится дыхательная трубка. И она же сократится, если уровень воды понизится.

Теперь я знаю, как ходить по дну и оставаться под водой не одну-две минуты, а значительно дольше. Здесь неожиданный подсказ: дышать через трубку, как личинка мухи-ильницы. Я буду ходить по дну реки, держа во рту трубку-соломинку, искать мешок с дневником, искать там, где качается в воде паутинная сеть, похожая на купол аэростата.

Утро началось с того, что я сказал себе: «Мне нужна соломинка». Я ходил и искал колос ржи. Иногда я останавливался, закрывал глаза, и мне чудилось, что сюда, в Страну Трав, долетает долгий шорох колосьев спелой ржи под ветром. Тяжел созревший колос и стремительны порывы ветра, но соломинка не ломается, только качается и гнется. И не прекращается шорох колосьев.

Помню, к открытию Всемирной выставки в Париже была возведена Эйфелева башня. И тогда же французский ученый Фансе указал на соломинку ржи как на лучший пример стройного, прочного и изящного сооружения. Он писал, что Эйфелева башня, по сравнению с большинством растений, — неуклюжа и широка. Высота соломинки ржи с трехмиллиметровым диаметром при основании равна примерно тысяче пятистам миллиметрам. Эйфелева нее башня, чтобы сравниться прочностью и высотой с соломинкой, должна быть в восемьдесят три раза выше.