Джон Барнс - И несть им числа...

Тем временем я направился к врачу, чтобы узнать, какие части моего многострадального тела нуждаются в починке.

— Любопытно, — промолвил он, закончив осмотр. — Я верю каждому твоему слову, ибо именно так ведут себя копы из Отдела Политических Преступлений, но у нее завидное самообладание. Даже после поверхностного осмотра могу с уверенностью сказать, что, возможно, мышцы и болят, но капилляры в основном целы — она не наставила тебе синяков. Можно побрызгать специальной штукой для улучшения самочувствия и впрыснуть в десну стабилизатор, чтобы зубы не шатались, или поставить пломбу, но ты в отличной форме, если не считать боль. По-моему, если уж попадать в подобную переделку, так лучше, когда тобой занимается профессионал.

Я открыл рот и позволил ему поставить пломбу у основания зуба; потом меня всего обрызгали болеутоляющим.

— Она била тебя в пах?

— Нет. И по яйцам тоже.

— Приятно слышать, что кто-то может отличить одно от другого. Ладно, тогда я не буду там брызгать, потому что болеутоляющее на какое-то время притупляет удовольствие, а я не хочу портить тебе вечер.

Доктор протянул руку.

— Я местный врач, Лоуренс — ни в коем случае не Ларри — Пинкбурн. Если возникнут проблемы и я вдруг окажусь рядом, будь уверен: я на твоей стороне. Если тебе от этого станет легче, то знай, что я имею некоторое отношение к Контеку.

— Если Контек такой вездесущий, где же он был в Сурабайо?

— Везде — вот в чем проблема. Голландский Рейх настолько гостеприимный, что невозможно улучить свободную минутку и запланировать что-либо заранее, поэтому все агенты Ифвина постоянно заняты. Здесь все намного проще — в отношениях с императором в Токио и особенно с королем в Сайгоне. Не пойму, какого черта Ифвин настаивал на проведении операции на территории любого Рейха, за исключением Голландского. Ты ведь эмигрант, Перипат?

— Помесь эмигранта девяностых и солдата армии Мак-Артура, выходцев из Иллинойса и Калифорнии. Ты небось тоже?

— Твоя взяла, — улыбнулся он. — Обе ветви — с Гавайских островов, и никто не знает, откуда они там взялись. У меня несколько дальних родственников, эмигрировавших в девяностых.

Мы поболтали еще несколько минут, как и любые эмигранты, выясняя, нет ли у нас общих дальних родственников и знакомых. К тому же всегда приятно, если таковых не находится — это значит, что удалось найти неассимилировавшегося американца, которого до сих пор не знал, значит, наши ряды еще не настолько поредели, как мы опасались. Пожав доктору руку, я направился к себе в номер.

Замок уже подогнали под мою руку, наш багаж (Хелен и мой) внесли в комнату. Большая часть вещей Хелен была еще не распакована, ибо она принадлежит к людям, которые не почувствуют себя уютно в отеле до тех пор, пока не оборудуют его, как родной дом. На кровати лежала записка, из которой стало ясно, что Хелен вышла в магазин, люди Ифвина уже вкратце ей все рассказали и что она скоро вернется.

Я скинул одежду и растянулся на покрывале, намереваясь слегка вздремнуть. Болеутоляющее доктора Пинкбурна действовало отлично, и все тело погрузилось в блаженное тепло. Минуту спустя я уже спал, а в следующее мгновение был разбужен страстным поцелуем Хелен.

Прервав его, я сел на кровати и тут заметил, что Хелен тоже голая. Наверное, лениво подумал я, она только что разделась — перед тем, как взобраться на кровать.

— Эй, привет, — пробормотал я.

Даже если бы я не любил ее все эти пять лет, мне понравилось бы то, что я увидел. Густые каштановые волосы, спадающие мягкими волнами до талии, когда Хелен распускала их, как сейчас; серо-зеленые глаза, вздернутый веснушчатый носик, пухлые губы, большой рот и высокие скулы. Конечно, у всех свои представления о красоте, но мне она явно нравилась. Благодаря плаванию, бегу, гребле и походам ее тело стало сильным, мускулистым, тонким и гибким; маленькая крепкая грудь и попка очень аппетитная. Как раз в этот момент она пыталась вскарабкаться на меня и густые волосы ниспадали мне на лицо, подобно покрывалу. Она толкнула меня обратно на кровать и прижалась грудью к моему лицу. Я слегка коснулся губами соска; дыхание Хелен участилось, она придавила мои руки к спине и обхватила меня ногами.

— Я хочу и к тому же сделала укол противозачаточного на выходные. Ну же, давай, а потом можно будет заняться чем-нибудь еще.

Все закончилось быстро, но мне понравилось, и я был благодарен Пинкбурну, который спросил, прежде чем поливать меня обезболивающим с ног до головы. Мы лежали, отдыхая, и я поинтересовался:

— Что, профессор Пердида, по-вашему, сказали бы студенты, посещающие курс «Введение в американскую историю», если бы могли видеть нас сейчас?

— Они бы решили, что вы большой извращенец, доктор Перипат, — ответила с ухмылкой Хелен. — Представь, трахаться с такой старой кошелкой, как я.

— Если я начну представлять это, то мы все выходные проведем в гостинице. Поскольку теперь я богат и имею неплохую работу, не хочешь ли ты заказать кольцо, сделать официальное заявление и провести остаток выходных, празднуя это событие?

— Лайл, ты что, делаешь мне предложение?

Я сел рядом, обнял ее и ответил:

— Да.

В большом зеркале отражалась счастливая пара; Хелен отлично выглядела даже в перевернутом отражении, и хотя я никогда не считал себя красавцем — короткие жидкие прямые волосы цвета перца с солью, курносый нос и толстые губы, худощавого телосложения без грамма лишнего жира или мышц, — но понял, что, конечно, нашим детям повезет, если они будут похожи на нее, но даже если нет, то, в конце концов, при виде меня тоже никто не содрогается и не тыкает пальцем.

Хелен сидела некоторое время в моих объятиях, изображая глубокую задумчивость, и наконец сказала:

— Ты понимаешь, что я могу согласиться?

— Естественно. Это же основы искусства продавать. Я хочу, чтобы ты ответила «да», поэтому использую лучшую известную мне тактику.

— Ну ладно, если твой астроном-мафиози перестанет платить, ты можешь стать коммивояжером и продавать пылесосы, будешь содержать себя и не станешь мне обузой. Короче говоря, не мог бы ты сделать предложение в традиционной манере, как будто мы — самая обыкновенная пара?

Я слез с нее, скатился с кровати, встал на одно колено, взял ее руку, томно закатил глаза и проговорил:

— Ради всего святого, выходи за меня, или я покончу с собой.

— Разве тут должны быть какие-то «или»? — удивилась Хелен. — Ну да ладно, если ты так хочешь, то черт с тобой.

— Это значит «да»? — Я все еще стоял на полу.

— Наверное, — ответила она. — Черт с тобой.

— Эти три слова так много значат. — Я поднялся и крепко поцеловал ее.

Хелен поцеловала меня в ответ и добавила: