Альфред Вогт - Мир Нуль-А

– Послушайте, – коротко спросил он, – а вы-то здесь при чем?

Взгляд ее смягчился.

– Простите, – ответила она. – Я не хотела вас обидеть. Дело в том, что ваша неосведомленность привела в недоумение все заинтересованные стороны. Торсон, личный представитель Энро, отложил вторжение на Венеру. Вот видите! Я так и думала, что это вас заинтересует. Подождите! Не перебивайте. Я намеревалась серьезно поговорить с вами еще месяц тому назад. Вы хотите знать, кто такой «X». Мы тоже. Этот человек обладает железной силой воли, но никто даже не подозревает, какие он преследует цели. Пока что его, кажется, интересует лишь собственное возвышение, и он высказывался по поводу того, что вас можно будет использовать. Представители Галактической Лиги тоже ничего не понимают. Они никак не могут решить, враг или союзник тот космический шахматист, который ввел вас в игру. Все бродят впотьмах, думая, что делать дальше. – Патриция умолкла. Глаза се возбужденно горели. – Друг мой, – негромко сказала она, – во всей этой неразберихе для вас открываются самые широкие возможности. Используйте их. – Голос ее стал предельно искренен. – Соглашайтесь на любое предложение и не ставьте невыполнимых условий. Оставайтесь в живых.

Она вскочила с кресла, по-дружески прикоснулась к его руке и побежала к выходу. У дверей она на мгновение остановилась.

– Желаю удачи! – сказала она и исчезла в коридоре.

Госсейн принял душ, но одна навязчивая мысль не давала ему покоя: «Откуда ей все известно? Кто она такая?» Когда он вышел из ванной, в кресле холла сидел Майкл Харди.

При виде Госсейна лицо его просветлело. Глядя на президента, легко было представить себе спокойного, выдержанного человека с сильной волей – эталон разума и справедливости. Он посмотрел на Госсейна твердым взглядом.

– Я предоставил вам это помещение, – произнес он, – чтобы избежать прослушивания. Но у нас совсем мало времени.

– Правда? – сказал Госсейн.

Он говорил, не скрывая неприязни. Харди занял пост в результате махинаций, заговора, минуя Игры и каким-то образом обманув Машину. Преступление беспрецедентное, непростительное, и Госсейн чувствовал, что оскорбление нанесено ему лично.

На приятном лице более пожилого человека появилась легкая улыбка.

– Бросьте, – сказал Харди. – Не будьте ребенком. Вы хотите получить определенную информацию. Я тоже. Договоримся так: сначала вы задаете мне три вопроса, потом – я. – Он замолчал и, видя, что Госсейн не отвечает, резко добавил: – Прекратите! Неужели вам нечего спросить?

Враждебность Госсейна испарилась, как дым. У него накопилось столько вопросов, что не хватило бы и целого вечера. Нельзя терять время попусту.

– Кто вы такой? – спросил он без обиняков.

Харди с сожалением покачал головой.

– Прошу прощения, – ответил он. – Либо я тот, за кого себя выдаю, либо нет. В последнем случае, если я вам откроюсь, то окажусь полностью в вашей власти. Любой детектор лжи сумеет вырвать у вас признание. Не теряйте времени, задавая вопросы, которые могут погубить меня. Поторопитесь.

– Знаете ли вы обо мне что-нибудь особенное?

– Да, – сказал президент Харди.

Видимо, он заметил выражение лица Госсейна, потому что быстро добавил:

– Честно говоря, совсем немного. Но за несколько дней до вашего появления я получил личное письмо. Оно было отправлено прямо отсюда, из города Машины. Автор недвусмысленно дал понять, что прекрасно осведомлен о величайшем секрете всей Солнечной системы – плане вторжения на Венеру. Он писал, что вы предотвратите войну и что вас можно найти в отеле «Тропический Парк». Письмо я сжег, так как не хотел никому его показывать, и с большими сложностями доставил вас во дворец. Впрочем, остальное вы знаете. Итак, вопрос номер три.

– Два! – поправил его Госсейн.

– Три. Если вы откажетесь ответить на один из моих вопросов, он тоже будет засчитан. Справедливо?

Госсейн возразил чисто машинально. Он пытался разобраться в том, что услышал. Харди, несомненно, говорил правду. Невероятная ситуация, в которую он попал, явилась следствием чьих-то действий. Госсейна же интересовала причина.

Впервые он посмотрел на президента Земли другими глазами. Каждый из заговорщиков преследовал свою корыстную цель, но тем не менее Харди добился того, что люди, столь же безжалостные, как и он сам, согласились назначить его на самый ответственный пост. Видимо этот человек был далеко не прост.

– Госсейн, я жду!

Он совсем забыл о Харди. К тому же в нем крепла уверенность, что их разговор не имеет смысла. Вряд ли ему могли сообщить нечто существенное.

– Что со мной будет? – спросил он.

– Вам сделают предложение, но я не знаю, какое именно. Сейчас это обсуждают «X» с Торсоном. В любом случае я советую вам согласиться. Не забывайте – у вас довольно сильная позиция. Теоретически, не существуют два одинаковых тела, но почему не быть третьему? – Он нахмурился. – Хотя, конечно, это одни догадки.

Госсейн давно пришел к выводу, что у него не могло быть двух тел. Он открыл рот, собираясь возразить, но вовремя спохватился. Глаза его сузились. Зачем они так упорно пытались заставить поверить его в нелепость? Внушали бессмыслицу? С ним произошла странная, непонятная история, но нельзя забывать, что он находился под постоянным наблюдением заговорщиков. Робоплан, заявивший, что является агентом Машины, мог лгать. И прежде чем лезть со своими мнениями, надо дождаться дальнейшего развития событий.

Он посмотрел на Харди и громко повторил:

– Да, одни догадки.

– Мой первый вопрос, – сказал Харди, – о человеке или группе людей, которые стоят за вами. Вы уже вступили в контакт?

– Определенно нет. Если вы говорите, что Машина ни при чем, я вообще ничего не понимаю.

Харди улыбнулся.

– Ваш ответ основан на отсутствии знаний, а следовательно – неверен. Вот видите, вы заставили меня высказать нуль-А утверждение. Кстати, не я один грешен. Даже планируя уничтожить нуль-А учение, мы применяем его логику. «Карта

– не территория». Ваша уверенность, что вы ничего не знаете, всего лишь вывод из реальности, а не сама реальность.

Он замолчал, улыбаясь каким-то своим мыслям, затем вновь заговорил.

– Вопрос второй. Чувствуете ли вы хоть в чем-нибудь свое отличие от других людей? – Он пожал плечами. – Должен признать: мною допущена семантическая ошибка. Наше с вами восприятие, безусловно, неодинаково. Каждый человек индивидуален. Тем не менее я не могу выразиться яснее. Итак?

Вопрос показался Госсейну не только приемлемым, но и крайне интересным. Это были его собственные мысли, высказанные вслух.

– Я не чувствую ничего особенного. Видимо, вы имеете в виду открытие, сделанное Торсоном. Что он нашел в моем мозгу?