Владислав Виногоров - Повстанец

— Вопрос повторять? — вкрадчиво осведомляюсь я. — Или как?

Он непроизвольно сжимается и смотрит на меня затравленным зверем. Понятно: если заговорит — убьют, если будет молчать — тоже могут убить.

— У тебя есть один шанс, — тем же вкрадчивым голосом продолжаю я. — Все рассказать не только мне, но и журналистам. Тогда ты имеешь возможность остаться в живых. В противном случае тебя либо свои хлопнут, либо мы. Но тут еще одна загвоздка: ты попался. А раз так, то своим ты стал уже неинтересен. Вот они и попытаются от тебя откреститься… После чего придавят. Как крысу. В подворотне. Нет, не сейчас. Где-то через месяц. Ну а засветишься перед журналистами — имеешь шанс выжить. Выбирай.

Задумался. Метнул на меня несколько злобных взглядов и опустил голову. Интересно, у него хватит мозгов сообразить, что я не вру? Ведь я даю мерзавцу шанс, а очень хочется прямо сейчас вставить ему в задницу паяльник и выжать все. А потом придавить ублюдка… Нельзя, к сожалению. Мне крайне необходимо показать, что я и мои архаровцы — ребята белые и пушистые.. Значит — ублюдок будет жить… Или не будет, если не согласится «запеть». Но я бы на его месте… Я бы не оказался на его месте! Что-что, а просчитывать пути отхода я умею… Пути отхода? Этому учат всех бойцов спецподразделений. Так? Так. Да и крайне сомнительно, чтобы мои сопляки взяли спецназовца. Он бы их под орех разделал. Все две сотни. Так кто передо мной сидит? Пути отхода, говоришь? И прикрытие, надо полагать, тоже… Может, это и есть прикрытие? Дурак, которого подставили. Тогда почему по мне не попали? Промазавший спецназовец? Что-то я в такие фокусы слабо верю. Но с другой стороны: смысл стрелять в Пилуса? Он же «никто»… Или это я знаю, что он «никто», а для окружающих он — один из первых заместителей. Нет, что-то не вяжется. Ну заместитель, ну первый… Положим, не первый, а второй. Хорошо, это я знаю, что он второй. А кто-то мог подумать, что… Что подумать? Если это СБ, то они такой чуши подумать не могли. Я, конечно, очень высокого мнения о своих организаторских и конспиративных способностях, но не настолько же! Ладно, сейчас все выясним. Времени я дал падали достаточно.

— Ну, мразь! — слегка поддеваю его носком кроссовки. — Говорить будешь?

— Буду. — Еще один злобный взгляд из-под насупленных бровей. — Только при журналистах.

— Так не пойдет, — скептически кривлю губы. — Сначала здесь и все, что знаешь. А потом то же самое при журналистах. Соглашайся. Все лучше, чем подыхать.

Настороженно изучающий взгляд. После чего кивок головы — согласен. Ладно, послушаем…

— Господа! Я — Санис — руководитель городской молодежной организации «Страна без Президента». Мы сегодня шли на акцию протеста, но никак не думали, что по приказу нашего градоначальника по нам откроют огонь. Чтобы обезопасить себя от подобного развития событий, мы вынуждены были взять Администрацию под контроль. Там мы обнаружили очень неплохой арсенал. Кроме того, силами одного из наших подразделений задержан и обезврежен стрелок, открывший огонь с крыши соседнего здания. Сейчас он вам сам расскажет, по чьему приказу действовал, а потом мы с вами проведем небольшую экскурсию по зданию: посетим арсенал, комнаты отдыха и некоторые другие замечательные места городской Администрации, о наличии которых обыватели даже не догадывались.

Журналисты зашумели. Защелкали затворы фотоаппаратов. Я украдкой вздохнул и отступил от освещенного переносными прожекторами круга. Слишком много сегодня на меня навалилось. И еще больше навалится. Я сейчас должен очень хорошо подумать о том, как бы выбраться сухим из воды. За штурм здания Администрации, битие морды мэра и незаконное противоправительственное выступление по головке не гладят. А раз так, то надо придать этому действу хоть видимость законности. Пресса как раз для этого и нужна. Сюжеты в новостях мне сейчас только на руку. Они уже идут. В одной из комнат отдыха, больше напоминающей шикарный бордель, имеется телевизор. Я его, естественно, включил. Во всех местных новостях — ранение Пилуса. Какая-то мразь даже умудрилась заснять его крупным планом. И это нам на руку. Теперь еще пойдут репортажи из оружейной комнаты, а потом и исповедь киллера-неудачника… Имеем шанс выпутаться!

Кстати, о киллере. Вот и он. Морда разбита, руку баюкает, глаза бегают — самое оно! В яблочко, если можно так по отношению к нему сказать. Ну-с, послушаем.

— Я не киллер! — Глаза забегали еще больше. — Меня попросили припугнуть. Я не думал…

Остального уже просто не слышно: шквал вопросов. И такой, что никто из вопрошающих сам себя уже не слышит. Пора это грязное дело прекращать. Иначе можно превратить сознание этого барана в форменную кашу. Эх, нету здесь Ленуса! Вот кто бы сейчас был нужен. Уж он-то умеет обращаться с подобного рода публикой. Его же хлебом не корми — дай перед репортеришками покрасоваться. Но Ленус где-то далеко, значит, придется самому выкручиваться. Ну, приступим.

— Господа! — Эффект нулевой. Оглядываюсь. Ага! То, что надо — бронзовый колокол, подаренный мэру то ли мэром города-побратима, то ли главой какой-то делегации. Не важно. Подхожу к бронзовому уродцу и с силой бью по нему ножкой от стула (вот же мебели накрошили!). В холле воцаряется тишина.

— Господа, вопросы будут после окончания рассказа… Если вы не возражаете. А сейчас — пусть продолжает.

Недовольно зашипели, но притихли. Я кивнул покалеченному стрелку — можешь говорить, мол.

— Меня мэр попросил… когда стало видно, сколько их, — кивок в мою сторону, — мэр сказал, что если пуля свистнет над головой, то все разбегутся. Но я промахнулся! Я не хотел никого убивать! Я!..

Холл взорвался криками. Репортеры ломанулись вперед, как стадо баранов к воде. Ничего, пусть теперь, скотина, себя почувствует опущенным в полной мере. И мэр, между прочим, тоже. Кстати, а где он там у нас? Ишь ты как в угол вжался! Гадить научился, а отвечать не хочется? Ну, этот номер сегодня не пройдет! За шкирку ублюдка и пред ясны очи репортеров. Что-то блеять начал? Не страшно. Теперь мне пишущую братию затыкать не резон — мэр демагог опытный, может и отбрехаться. Сегодня этого допускать нельзя. Опасно такое допускать. Пусть сначала повертится ужом на сковородке, а потом уже будет оправдываться… Желательно — из тюремной камеры.

Меня кто-то осторожно тронул за локоть. Боязливо так. Оборачиваюсь — один из моих бойцов. Вроде бы даже личное мое подразделение. Черт! Все никак имена запомнить не могу.

— Что?

— Пилус, господин командор…

— Что Пилус? — не понимаю я.

— Он умер… В больнице… Так и не очнулся… Селезенка… Я не слушаю. Уже не слушаю. Парень продолжает что-то бормотать, но я грубо отталкиваю его и уже несусь к мэру. Хватаю ублюдка за грудки и с силой бью в пах. Он сгибается. Ребром ладони по загривку. Падает. Ногой по харе! По наглой, лощеной, откормленной харе! Еще! И еще!