Джоан Виндж - Водопад грез

— Кто? — спросил я.

— Они! — Она кивнула мне, со взглядом полуотчаяния, полунепонимания. — Из Федерации…

И в глубине ее зеленых глаз, вертикальные зрачки которых расширились, способные уловить малейший проблеск света, я увидел другую глухую ночь: другая гидранка с ребенком на расстоянии световых лет отсюда, целую жизнь назад — и не к кому им было обратиться, и никто не мог спасти их из гнилых закоулков Старого города, где их мир прекращал свое существование в крови и боли.

— Пожалуйста… — сказала она и вложила что-то мне в руку. Зажав в кулаке то, что она дала мне, я кивнул, не взглянув на этот предмет, и позволил ей уйти. Она скрылась в боковой улочке, ранее не замеченной мной.

Я стоял, оцепенев, и слушал, как стучит в висках кровь. Мой ошеломленный мозг пытался сопровождать ее в ночи, и все мое тело умоляло меня высвободить его. Вдруг те, кто преследовал ее, появились невдалеке передо мной. Они кричали. Я увидел огни, увидел оружие — и побежал, будто за мной по пятам гналась сама смерть.

Я услышал позади себя:

— Безопасность корпорации!

Черт побери! Я побежал быстрее.

Впереди с неба спускались огни. Флайер Службы безопасности приземлился на улице.

Не успел я замедлить шаги, как что-то невидимое толкнуло меня, подобно приливной волне, и я погрузился в темноту…

Когда я вновь открыл глаза, в них ударил ослепительный свет. Комната для допросов. Я зажмурился:

— Черт. — Но произнес я совсем не это слово. То, что слетело с моих губ, звучало совершенно неузнаваемо.

Лицо саднило, видимо, я поранил его. Зажим для волос потерялся, волосы растрепались, были полны грязи и лезли мне в глаза. Каждый нерв моего тела искрился, как живой провод, но шок прошел.

Однако вовсе не из-за этого с моими губами творились такие чудеса. Я знал, хотя не ощущал его, что службисты налепили мне на шею наркотический пластырь, чтобы уменьшить мою пси-способность, которой я мог бы воспользоваться, если бы она у меня была. Тошнота, невнятная речь — результаты искусственного повреждения мозга. Я пытался собраться, удостовериться, что действительно на шее есть пластырь…

Но не мог поднять рук. Посмотрев вниз, я увидел, что прикован к тяжелому металлическому сиденью, а руки прижаты к подлокотникам. Я уставился на руки, чувствуя, как растет во мне паника.

Не теряй контроль над собой… Не теряй. Я сделал долгий, медленный вдох и заставил себя поднять взгляд.

С полдюжины службистов ожидали, когда я очнусь, как будто у них была уйма времени, как будто они запаслись терпением всего мира.

— Где он?

Я взглянул на говорившего. Боросэйж — значилось на его униформе. Он был администратором округа, что следовало из значка на шлеме и на рукаве. Он не выглядел так, будто своей задницей протер не один стул, хотя скорее всего его стулья были мягче того, на котором я сейчас сидел. Тут были легионеры, как я понял, не из тех, кто щеголяет парадной униформой на вечерах корпораций. Эти службисты несли всю ответственность за порядок: одетые для дела, для их настоящего дела, которое превращало существование таких уличных крыс, как я, в мрачный кошмар.

Боросэйж был массивным и тяжелым, он начинал полнеть, как будто достиг такого уровня, где уже не должен призывать проклятья на чью-либо голову. Но в его глазах не было ничего мягкого. Они были суровыми и коварными, как рыхлый лед. Сверкающая искусственная полусфера закрывала левую половину его головы. Грубые щупальца из какого-то сплава окружали глазницу и исчезали в черепе, словно неизвестный инопланетный паразит вонзился в его мозг.

Я не мог представить себе, как такое повреждение оставило его в живых, да еще с таким видом. Возможно, он сделал это нарочно, чтобы запугивать заключенных до смерти. Я опустил глаза, когда он поймал мой взгляд, и посмотрел на его руки: их суставы были покрыты более густой сеткой шрамов, чем мои. Я знал, как появляются подобные шрамы. Они пугали меня больше, чем лицо.

Я с трудом оторвал взгляд от его рук и посмотрел на браслет на своем запястье — на неоспоримое доказательство того, что я являюсь гражданином Федерации Человечества, а не безымянным куском мяса.

— Я требую адвоката, — сказал я.

То, что вырвалось из моего рта, больше походило на кашу, нежели на слова. Легионеры расхохотались. Я сделал еще один медленный вдох, сжав кулаки.

— Я. Требую.

Смех стал громче. Боросэйж покрыл пространство между нами в один шаг и поднес кулак к моему носу.

— Ты хочешь получить совет, зеленоглазый ублюдок? Давай я тебе посоветую: отвечай на вопросы, а то с каждым лишним словом тебе будет труднее делать это.

— Не гидран! Зарегистрированный… граж'нин, — сказал я, брызгая слюной на его кулак. — Я. Имею. Права.

— Все твои права на этой стороне реки, урод, поместятся и на булавочной головке.

— Лента д'ных, — моя рука дернулась, пытаясь освободиться. Холодный пот просочился сквозь рубашку.

Он сделал шаг назад, убрав кулак. Я выдохнул с облегчением. Он посмотрел на мою руку, ткнул в ленту данных, и она загудела. Он пытался стянуть ее с моей руки, пока я не выругался.

— Это твоя? — сказал он наконец, тяжело глядя мне в глаза. — Ты пытаешься сказать, что ты человек?

Я кивнул. Мне свело челюсть, пока я ждал изменения выражения на его лице.

Он посмотрел на остальных. На его лице появилась усмешка.

— Что ты об этом думаешь, Фахд? — он повернул голову к лейтенанту, вытянувшемуся у двери. — Наш заключенный провозглашает себя полноправным гражданином. Пытается подтвердить свои слова лентой данных.

Фахд уставился на меня:

— Знаете, при этом освещении он выглядит почти как человек. — Он пододвинулся поближе. — Но глаза у него, как у тех ренегатов. — Он ухмыльнулся. — И никто, кроме уродов, не высказывается подобным образом, когда им на шею лепят такой пластырь.

— Я думаю так же. — Боросэйж обернулся ко мне, и его усмешка скисла. — Ну что, парень? Ты полукровка? — Он провел большим пальцем вдоль моей челюсти. — Ты выглядишь, как полукровка…

Я пытался не слушать, что они говорили потом о моей матери, об отце, о шлюхах и групповом изнасиловании и о том, почему приличные люди еще терпят в живых такую мразь, как я… Я сидел не двигаясь, вдыхая спертый горячий воздух, покуда они не исчерпали свои идеи.

После этого Боросэйж освободил мое запястье — то, на котором была лента данных. Недоверие билось рыбой внутри меня. Другую руку он не тронул.

— Взгляни на себя, — произнес он, приподнимая мой рукав. — Одет как член правления. Носишь ленту данных. Пытаешься сойти за человека. Как ты думаешь, кто поверит тебе? Мы? Знаешь, что я думаю, урод? — продолжал он, не выпуская мою руку. — Я думаю, что ты украл этот браслет. — Он вытянул мою руку, и один из легионеров вручил ему считыватель.