Дэвид Вебер - Дорога ярости

<���При всех своих навыках вы, люди, совершенно слепы. Вы потеряли способность верить в то, чего не можете потрогать. Разве ваши «ученые» не имеют ежедневно дело с вещами, которые могут лишь описать?>

– Сдаюсь, – пробормотала Алисия, встряхнувшись. Иммобилизующий бандаж держал ее левую ногу в колене и бедре легче, чем пластикаст, но мешал приподняться на локтях. Она отбросила волосы с лица и огляделась. Увидев пульт управления кроватью, она вытянула руку и скользнула гамма-рецептором по пульту. Она так давно не пользовалась им, что прошло долгих десять секунд, прежде чем установилась нужная связь. Кровать мягко зажужжала, приподняв плечи. Она успокоилась в сидячем положении и вытянула шею, оглядывая комнату.

– Предположим, я верю в тебя… Тисифона. Где ты?

<���Ты достаточно умна, Алисия Де Фриз.>

– То есть, – осторожно сказала Алисия, чувствуя мелкую дрожь страха сквозь стеклянный щит, – ты в моей голове.

<���Разумеется.>

– Понятно. – Она глубоко вздохнула. – Тогда я должна висеть под потолком и нести всякую чушь.

<���Вряд ли это поможет нашему делу. Поэтому я не могу этого позволить. Не могу сказать, добавил голос суховато, что ты не пытаешься это сделать.>

– Ну, – Алисия удивила себя улыбкой, пренебрегая нахлынувшим на нее безумием, – это было бы самым рациональным поступком.

<���Рациональность – слишком уж переоцениваемый товар, малышка. Безумие занимает свое место, но оно затрудняет речь, не правда ли?>

– Пожалуй, да. – Она прижала руки к вискам, чувствуя правой ладонью прямоугольник подкожного альфа-рецептора, и облизнула губы. – Это из-за тебя я… больше не чувствую боли?

Она говорила не о физической боли, и голос знал это.

<���Да. Ты солдат, Алисия Де Фриз. Достигнет ли воин, обезумевший от потери, своей цели или умрет от оружия противника? Потери и ненависть имеют свою силу, и их нужно использовать. Но я не позволю им использовать тебя. Не сейчас.>

Алисия снова закрыла глаза. Губы дрожали. Она была благодарна за стеклянный щит между ней и ее горем. Она чувствовала, что щит, сооруженный Тисифоной, отделяет ее от бесконечной, черной, как ночь, печали, готовой засосать и погубить ее. Но к ее благодарности примешивалось и сожаление, как будто у нее отняли нечто по праву принадлежащее ей, что-то драгоценное, хотя и жестокое.

Она еще раз судорожно вздохнула и снова опустила руки. Либо Тисифона существует, либо она безумна, однако она может вести себя так, как если бы была совершенно нормальна. Она распахнула больничную пижаму и осмотрела красную линию на груди и такие же на животе. Боли не было, экспресс-заживление делало свое дело: рубцы уже наполовину рассосались. Скоро они полностью заживут – но они подтверждают серьезность повреждений. Она запахнулась и откинулась на подушки.

– Когда меня ранило?

<���Время смертные измеряют лучше меня, малышка. Там, где мы с тобой были, оно не существует вовсе. Но три дня прошло с тех пор, как они принесли тебя сюда.>

– Где мы были?

<���Ты умирала, а я не та, что была когда-то. Моя сила исчезла вместе с моими другими «я». Кроме того, я склонна ранить более, чем лечить. Раз я не могла тебя вылечить, я взяла тебя туда, где время не имеет значения, пока не пришли те, кто тебя искал.>

– Можно объяснить немного понятнее?

<���Как ты объяснишь слепому, что такое синева?>

– Ты говоришь, как задницы из разведки.

<���Нет. Они врали тебе. Я знаю, что делала, и сказала бы тебе, если бы ты могла понять.>

Алисия надула губы, удивленная сообразительностью Тисифоны.

<���Как же мне не понять, я провела целые дни, копаясь в твоей памяти, малышка. Я знаю о твоем полковнике Ваттсе.>

– Он вовсе не мой. – Голос Алисии внезапно стал жестким. Всплеск гнева застал Тисифону врасплох, проник сквозь стеклянный щит, когда Алисия вспомнила полный хаос шеллингспортского рейда. Она подавила ярость с умением, которое Тисифона могла только молча оценить, но не улучшить. – Хорошо, вот ты здесь. Зачем? Что ты собираешься делать?

<���Ты рвалась мстить, и ты отомстишь. Мы найдем твоих врагов, ты и я, и уничтожим их.>

– Мы вдвоем? – Смех Алисии был неприятным. – То, чего не может вся Империя? Почему ты так уверена в этом?

<���Вот почему,> тихо сказал голос, – и голова Алисии вздернулась. Ее губы оттянулись назад, сжатые зубы обнажились, из горла вырвался сдавленный рык снегопарда. Неистовая ярость наполнила ее, хлынув сквозь щит, чистая, как ядро звезды. Горе и утраты были в этой ярости, но они были топливом пламени, а не жаром. Ее жестокость обжигала. Алисия встревожилась, так как даже система жизнеобеспечения начала реагировать на эту ярость.

Но все кончилось, Алисия упала назад, тяжело дыша, покрытая испариной. Сердце бешено колотилось, она была слабой и опустошенной, как бутыль, из которой вылили жидкость. Но в ней осталось эхо этой ярости, определявшее ее пульс. Решимость – нет, больше, чем решимость. Целеустремленность, простирающаяся за непреклонность, к неизбежности, упраздняющая даже мысль о том, что какая-нибудь сила во вселенной может повлиять на нее.

<���Ты начинаешь понимать, малышка. Но это был только твой гнев. Ты еще не пробовала моего. Я есть ярость. Твоя, и моя собственная, и вся, которая когда-либо была или будет, – и я умею ее использовать. Мы найдем их. Это мое слово, которое никогда не нарушалось. И когда мы их найдем, у тебя будет мощь моей руки, которая не знала промаха. Если я сейчас меньше, чем была, я все же больше, чем ты можешь вообразить. Ты отомстишь.>

– Боже, – прошептала Алисия, еще раз прижимая трясущиеся ладони к вискам.

Льдинка ужаса проскользнула сквозь нее – не перед Тисифоной, а перед собой. Перед бездной разрушения, которую она чувствовала в своей ярости. Или это была ярость ее фурии?

– Я, – начала она и замолчала, потому что в комнату быстро вошел мужчина в белом облачении медбрата. Он замер, увидев ее сидящей. Его глаза расширились, затем упали на мониторы. Он поднял нейроввод центральной панели и прижал его к рецептору на своем виске, и Алисия криво усмехнулась, осознав, что показатели могли зашкалить в момент ее неожиданной ярости.

Медбрат опустил голову и озадаченно посмотрел на нее. В его глазах был вопрос, точнее, вопросы, которые вместе с симпатией явно держали его в напряжении, несмотря на его внешнюю профессиональную невозмутимость. Он бросил взгляд на панель внутренней связи, и Алисия подавила стон. Идиотка! Конечно, связь была включена. Что он мог подумать, прослушав хотя бы часть ее полоумной беседы с Тисифоной?

<���Стереть это из его памяти?>