Дэвид Герролд - Сезон бойни

Включив звук, я позволил всем несколько секунд слушать и смотреть. В зале опять начались ахи.

– Что же все это может означать? – снова спросил я. – Честно говоря, я сам не до конца уверен. На ум приходит сразу несколько возможных объяснений. Не знаю, есть ли среди них верное. Однако феномен реален. Весьма реален. – Я вызвал другое изображение, на этот раз заснятое с земли. На экране появился крупный план нескольких червей, зажатых в тесном пространстве между двумя куполами на краю площади. – Смотрите, – предложил я, увеличив яркость цветов, но оставив каждого червя ясно видимым. По их телам, быстро сменяясь, скользили цвета. – Хорошо, – сказал я. – Итак, что мы знаем? Мы знаем, что гастроподы имеют определенный рисунок полос. Нам известно, что полосы меняются. Постоянный рисунок изменяется очень медленно, месяцами. Временные наложения могут изменяться каждые сутки. А теперь мы наблюдаем ежесекундную смену рисунков, они вспыхивают и исчезают. Известно, что мех гастропод в действительности являет собой сеть из сотен тысяч нервных симбионтов, каждый из которых меняет свой цвет в зависимости от раздражителя. Согласно общепринятой гипотезе, полосы червя отражают его состояние. Если у червя есть эмоции, то полосы являются средством их выражения – чтобы видели другие черви. Быстрое мелькание цветов, которое вы видите, скорее всего непосредственная реакция хторра на события, происходящие в данный момент, долговременные полосы отражают эмоциональный цикл, а постоянные – общее эмоциональное состояние. Но мы практически не знаем, что означает каждый конкретный набор полос в действительности. Имеется лишь несколько спекулятивных догадок.

Если эта гипотеза верна, тогда распространение концентрических волн по массе червей представляет собой некий коллективный эмоциональный феномен, который передается буквально от животного к животному. Одна гастропода что-то ощущает и передает свое ощущение дальше – непосредственно ближайшей к себе гастропо-де. Возможно, существует прямой контакт между нервными симбионтами. Когда животные так стиснуты, похоже, что нервные симбионты не в состоянии различить, в ком именно коренятся их соседи.

Что мне нравится в этой гипотезе, – продолжал я, – так это однозначный ответ на вопрос об интеллекте хтор-ран. У них его нет. Нет такой вещи, как отдельный хтор-ранин. Если он и есть, то только как коллективное проявление индивидуального поведения…

Вверх взметнулась рука доктора Шрайбер.

– Да?

Она встала и заявила тоном обвинителя: – Возможно и другое объяснение.

Я проигнорировал подтекст и вежливо кивнул: – Продолжайте, пожалуйста.

– Гастроподы эволюционировали от насекомоподоб-ных существ, правильно?

– Это одна из теорий.

– Насекомые специализируются. В колонии рыжих му^ равьев, например, можно видеть рабочих, солдат и маток. Может быть, гастроподы тоже специализированы. У нас имеются кое-какие свидетельства. На дне гнезд всегда есть большая камера, где находятся огромные, иногда даже завязшие там, животные. Возможно, это и есть матки. Также нам известны черви-воины. Видели мы и рабочих. А теперь даже встретили миниатюрные формы – возможно, своего рода трутней. Мне кажется, что гастроподы специализировались в ходе эволюции на выполнение различных функций. Почему там не быть червям-мыслителям?

Я задумался. Возможно, Шрайбер права, а возможно, нет. У нас не так много свидетельств.

– Почему вы так думаете? – спросил я., Она показала на повторяющуюся запись на экранах за моей спиной.

– Посмотрите на эти изображения. (Я посмотрел.) Допустим, вы правы и характер цветов отражает то, что животные чувствуют или даже думают. В самом центре площади находится водоворот всех цветов. Они хаотически меняются. Плывут. Возможно, это и есть мыслители. – Она подошла к одному из боковых экранов и показала рукой. – Смотрите, если бы там был один мыслитель, то цвета исходили бы из одной точки, но мы этого не наблюдаем. По-моему, все цвета в этой области так неотчетливы, потому что чувства или мысли хторров все время меняются, не давая возобладать какому-нибудь одному. Дальше, там, где, по вашему выражению, находится событийный горизонт, проходит, как мне кажется, граница между мыслителями и рабочими. Здесь чувства мыслителей выкристаллизовываются и начинают распространяться к периферии.

Задумавшись, я почесал подбородок. Что-то в этой теории казалось мне ошибочным. Она предполагала, что мыслители должны были оказаться в центре площади. Я посмотрел на боковые экраны размером со стену. В такой кромешной толчее ни мыслителям, ни рабочим не представлялось никакой возможности разграничиться так четко, как следовало из логических построений доктора Шрайбер. А что, если рабочие и мыслители представляют собой один и тот же класс? Нет… это тоже не лезло ни в какие ворота.

– Вам это не нравится, – холодно заметила ШраЙ-бер. – Я вижу по вашему лицу.

Я пожал плечами.

– Теория неплохая. Мне нравится мысль об эволюции специализированных форм гастропод для выполнения определенных задач. Просто я не уверен в теории мыслителей. – Я посмотрел на Лиз. Она наблюдала за мной с неподдельным интересом, но не выказывала никакого желания вмешаться в дискуссию. – Смотрите.

Набрав несколько команд на клавиатуре, я изменил цветовое разрешение.

Экраны показывали ту же самую закольцованную запись, только расходящиеся цветные круги приобрели другой характер. Бросьте в воду камень – круги будут расходиться до тех пор, пока не достигнут берегов, а потом пойдут назад. Копошащаяся масса червей напоминала рябь на поверхности пруда. Наружу шли оранжевые круги, яркие и отчетливые. Внутрь рикошетом возвращались темно– пурпурные. Из центра расходились розовые волны, а отражались более слабые красные. И так повторялось снова, снова и снова. Зрелище завораживало, оно было прекрасным. Как калейдоскоп органической жизни. Как самое огромное цветовое табло на футбольном стадионе, какое когда-либо сооружали. Наружу и внутрь плыли четкие рисунки разных цветов и форм, они постоянно менялись. Это была сложная и завораживающая мандала, реагирующая со сдвигом по временной фазе, биометрическая фантазия, волшебный сон жителя преисподней.

Наконец я сказал: – Если бы в центре толпы находился действительно класс мыслителей, продуцирующий цветовые волны, тогда все остальные животные – рабочий класс – откликались бы на их мысли только эхом и те же самые цвета возвращались бы к центру, не изменившись. Но посмотрите на это. – Я изменил цветовое разрешение еще раз. – Очень слабо, но цвета меняются даже по пути через массу тел. Отсюда я делаю вывод, – мысль заставила меня поежиться, – что, возможно, вся масса гастропод… что на каком-то первичном уровне они все мыслители.