Дэвид Герролд - Сезон бойни

Медузосвиньи ~ одни из первых симбионтов, которые появляются в хторранских гнездах. Сначала – всего несколько особей, но очень скоро в гнезде насчитываются уже сотни медузосвинеи, живущих общим студенистым комком. Эти существа выделяют слизистый секрет, который служит не только для смазки их. колонии, но и придает каждому скоплению отличительный запах. Медузосвиньи двигаются по следу своей слизи, и предполагается, что именно таким способом гастроподы показывают им направление строительства туннелей.

«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)

Каким-то образом посреди всего этого сумасшествия экспедиция продолжалась.

Но мониторы по-прежнему выкидывали из люков. Техническая команда трудилась изо всех сил.

Я шел по грязному от мусора коридору в трюм медицинского наблюдения. Доктор Шрайбер поместила «наш самый интересный экспонат» – так она его называла – в «номер-люкс», как из вежливости именовалась обитая войлоком клетка. Не потому, что мы его боялись – именно так она выразилась, – а чтобы он не поранил себя.

– Он же человек, – сердито сказал я.

– Вы с ним не говорили, – возразила Шрайбер.

– Для этого я и пришел.

– Он ненормальный. Он… – Шрайбер покачала головой, не в состоянии подобрать нужное слово. Это ее злило. – Послушайте. Он испуган, все мозговые функции нарушены, он превратился в нечто враждебное.

– Мне все равно необходимо поговорить с ним.

– А по-моему, вам лучше оставить его в покое.

– Он знает этих существ. Он был там. Жил с ними. Он может ответить на вопросы, ответы на которые не знает никто другой.

– Вы не получите никаких ответов. – Она злилась, как будто я покушался не только на ее власть, но и на ее репутацию специалиста. – На этот раз эксперт я, капитан Маккарти.

– Согласен. – Я кивнул. – Но я тот парень, который должен отчитаться перед дядей Айрой. – И, понизив голос, добавил: – Не вмешивайтесь, пожалуйста.

Шрайбер отступила в сторону.

– Только не говорите, что я вас не предупреждала. Я толкнул дверь в клетку.

Доктор Джон Гайер из Гарвардской научной экспедиции сидел на мягком полу голый и играл со своим пенисом, тихонько хихикая над какими-то своими галлюцинациями. Голос у него был высокий, режущий ухо. Я приближался к нему медленно, внимательно разглядывая его.

Его кожа была загорелой и дубленой. Темно-красные линии выпуклыми рубцами разукрашивали все тело. Они вились вверх и вниз по рукам и ногам, по всей спине и животу, шее и лицу и черепу, словно татуировка дикаря, Царапины это были или, наоборот, накладки – сказать я не мог. Пучки, растущие на голове, напоминали перья. Они были живые!

Тело покрывал легкий слой меха – чуть гуще пуха – бледно-красного, почти розового цвета. Длинные тонкие волоски шевелились, словно от сквозняка, только сквозняков здесь не было. Я вспомнил о той штуке, что выросла на обожженных ногах Дьюка, и о Джейсоне Деландро в камере. Интересно, так бы выглядело их заражение на последней своей стадии?

Не глядя на меня, даже не подняв головы, не встретившись со мной глазами, он сказал: – Я тебя вижу. Ты блестишь! Ты пахнешь, как пиша. Неплохо. Неплохо.

Я присел перед ним на корточки.

– Привет, – сказал я. – Меня зовут Джим. Джим Маккарти. А вас?

– Блестящий, блестящий, яркий и блестящий. – Он широко развел руки, словно специально демонстрируя мне спиральные завитки вокруг сосков и пурпурный мех, покрывающий его грудь и живот. – Я тебя вижу! – Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза – ощущение было такое, будто неожиданно передо мной оказался совсем другой человек. – А этот когда-то был Джоном Гайером, – проговорил он странно мертвым, монотонным голосом.

– Доктор Гайер, я хотел бы с вами поговорить.

Я протянул ему руку для пожатия, но он просто уставился на нее.

– Роззззв… – изумился он, и голос его снова стал пронзительным и скрипучим. – Хорошенький. Споешь со мной сегодня ночью?

– Спасибо, Джон. Ценю ваш комплимент, но я женат. – Я убрал руку. – Джон, вы меня понимаете?

Он дико улыбнулся, склонив голову набок: – Я понимаю вас абсолютно отчетливо. Это вы не понимаете, верно?

Он погладил голову. Перьеобразные завитки на ней мелко задрожали.

– Верно, не понимаю. Но хотел бы понять. Объясните мне.

Он рассмеялся пугающим смехом сумасшедшего, который то затихал, то усиливался.

– Пожалуйста, – настаивал я.

Оборвав смех, он искоса взглянул на меня и покачал головой. У него снова вырвался смешок, похожий на рыдание.

– Ты не можешь видеть то, что вижу я. Ты не поймешь.

– А вы объясните, – продолжал настаивать я.

Он не ответил, снова занявшись своим пенисом. Он изучал его – оттягивал крайнюю плоть, слюнявил палец, трогал им головку и пробовал палец на вкус.

Я похлопал себя по карманам, поискал, чем бы его отвлечь. Шоколад? Да! Остатки от плитки «Херши», кусочек свадебного подарка капитана Харбо. Я отломил квадратик и положил его на пол.

Он долго смотрел на него, пристально, изучающе, явно узнавая шоколад. Наконец потянулся и взял. Поднес к носу и стал шумно обнюхивать. Потом неожиданно рассмеялся, упал на спину, по-прежнему держа кусочек шоколада перед носом, и лежа продолжал вдыхать его аромат.

– Да, да, да… – Он бросил его в рот и долго сосал, постанывая и катаясь по полу клетки. Потом внезапно снова сел. – Еще! – потребовал он, протянув руку Я покачал головой: – Нет, больше не дам. Сначала расскажите мне.

– Линии червей! – Он указал на меня. – У тебя нет линий червей. Ты не можешь говорить. Ты не можешь слушать. Ты весь блестишь, но не можешь видеть! Вырасти линии червей, и мы будем разговаривать. Мы будем обниматься, целоваться, петь вместе. Мы будем делать детей. Дай мне мой шоколад.

– Линии червей? Расскажите мне о линиях червей. Он стал ребячливым.

– Тебе это не понравится, – пропел он. И сказал еще что-то. Что-то пурпурное и – алое. Слов я не понял, но язык узнал.

Я разглядывал его еще некоторое время. Хотелось понаблюдать его в динамике, но меня ждали дела, которые не терпели отлагательства. Когда мы вернемся, я попрошусь в группу по изучению Гайера. Он знает.

И я тоже хотел это знать. Больше всего на свете.

Внезапно в голову пришла кошмарная мысль: единственный реальный путь узнать то, что знает Гайер, – стать таким же, как он. С линиями червей. С перьями. С красной шерстью. И возможно, пребывающим все время в хторранских галлюцинациях.

Но я и так был достаточно сумасшедшим и не испытывал большого желания стать еще ненормальнее. Если бы только существовал какой-нибудь способ общаться с Гайером на человеческом языке. Я вспомнил Флетчер и ее стадо. Возможно, у нее есть какие-нибудь идеи. Если ничто не поможет, мы могли бы сломать Гайеру руку и посмотреть, что изменится.