Oлег Овчинников - Отнюдь!

Чем еще, кроме легкого солнечного удара, можно объяснить внезапный возврат Редуарда к своим древним словесным корням?

— Выгодам сим несть числа, — молвил он. — Тяжко снискать пользительнее.

— Пользительнее? — усмехнулся Тот Который. — А под «выгодами», которым, якобы, «несть числа», ты, должно быть, понимаешь торговлю, обмен знаниями, подключение к общей информационной сети… Я не слишком тяжко излагаю?

Редуард послушно кивнул, с ужасом осознавая, что — вероятно, именно от этого неосторожного кивка — напрочь забыл даже жалкие крохи старорусского.

Переговоры затянулись до позднего вечера. Не столько по причине несговорчивости сторон, сколько из-за фатального косноязычия, которое так не вовремя подкосило Редуарда…

Случайно оказавшийся поблизости детеныш шекери, который пришел в рощицу по вечерней росе, чтобы насобирать себе лукошко сочных ягод на завтрак, стал невольным свидетелем разговора. Услышав незнакомые голоса, маленький шекери добродушно улыбнулся и побрел в сторону дороги. Но стоило ему приблизиться к ней настолько, что сквозь ветви деревьев стало видно фигуру говорящего, как улыбка сползла с его лица, а маленькие глазки округлились от ужаса. Обеими лапками шекери ухватил себя за хоботок, сдерживая рвущийся наружу крик, а уже через мгновение исчез, как будто испарился. Лишь брошенное лукошко да пригоршня рассыпавшихся ягод отмечали то место, где он только что стоял.

Что-то было не так. Нет, не что-то — все было не так!

Редуард Кинг понимал это интуитивно, так как для логического мышления у него просто не осталось слов.

Решительно все шло не так, как должно бы, и очень странно, что Тот Который этого совсем не замечал.

— В свете всего вышесказанного, — говорил он, все больше воодушевляясь от звука собственного голоса, — совершенно очевидной становится необходимость создания обобщенного эпоса, который послужил бы связующим звеном между нашими двумя расами не только в будущем, но и в прошлом.

«Что со мной стряслось? — пытался думать Редуард. — Почему я все забываю?».

— Проиллюстрируем на простом примере, — продолжал Тот Который. — В легендах и мифах, доставшихся нам по наследству от древних поколений лингуампиров, неоднократно фигурировала безжизненная планета-прародительница под названием… эээ… Впрочем, не суть важно. Безжизненной она, разумеется, оставалась лишь до тех пор, пока не стала прародительницей. Так вот…

«Вот этот… как его… например, он-то все помнит! Каждое словечко… Вон как шпарит! И ведь что непонятно — когда он произносит какое-нибудь слово, я тоже его вспоминаю… кажется. Но почти сразу же — забываю снова».

— Что нам мешает взять эту милую планетку и заселить ее какими-нибудь представителями земной мифологии? К примеру, этими… ты, кажется, называл их… — лингуампир нетерпеливо поцокал языком.

— Кентаврами? — машинально предположил Редуард. «Только разве я про них рассказывал? Стоп! Что я только что сказал? Кентаврами? Значит, что-то я все-таки помню? Кентаврами, кентаврами, кентаврами… Не забыть бы хоть это! Кентаврами, кентаврами…» — он готов был повторять это слово до бесконечности.

— Верно! Кентаврами, — обрадовался Тот Который. — Только…

«Кен…» — пронеслось в мозгу Редуарда в последний раз.

— Ты случайно не знаешь, как может отразиться на их метаболизме помещение на планету с серно-аммиачной атмосферой?

Редуард с выражением безысходности на лице покачал головой.

«Нет, — так, или примерно так подумал он. — Я ничего уже не знаю. Вот только что знал что-то, но стоило мне сказать об этом вслух, а потом — услышать, как то же самое произносит… Или… Или не стоило?!»

Страшная догадка внезапно посетила его. И от того, что ее было невозможно облечь в слова, она становилась еще более страшной. Редуард по-новому взглянул на собеседника. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал о чем-то увлеченно говорить, но Редуард уже не слушал. Он рылся в памяти. Он искал слова. Ему позарез требовалось найти хотя бы парочку слов для проверки своей гипотезы. Как назло, он ничего не мог припомнить. Даже самого бесполезного. Кроме…

— Эники-беники ели вареники! — выпалил он.

Тот Который оборвал свою речь на полуслове и переспросил:

— Эники-беники?.. Интересно, что бы это могло значить?.. Нет! Ничего не говори. Я догадаюсь сам. «Вареники» — это нечто такое, что надо варить. В таком случае, «ели» представляет собой производную от «есть», не в смысле существования, а в смысле поглощения пищи. Я прав?.. Следовательно, «эники-беники» должны быть…

«Надо было попридержать хотя бы пару слов! — запоздало сообразил Редуард. — Ладно, сам виноват, никто меня не тянул за… за… ну, такой… на нем еще разговаривают. — Редуард сосредоточился. Нужный образ не шел на ум. Тогда Редуард зажмурился и призвал на помощь все свое воображение. Воображение ухмыльнулось и показало ему язык. — Да, за язык!»

Инопланетянин продолжал болтать, не умолкая ни на секунду.

«И чего он не успокоится? Неужели надеется еще что-нибудь из меня вытянуть? Зря надеется, ничего у меня не осталось. Разве что какая-нибудь мелочь, да и то настолько бесполезная, что ее уже и не вспомнить… — с тоской подумал Редуард. — Найти общий язык… Мы говорим: „Найти общий язык“ и уверены, что это, несомненно, хорошо. Да вспомнить хотя бы, как я радовался совсем недавно, когда мне удалось так легко найти общий язык с этим… который напротив. Знать бы мне тогда, что мой родной, мой знакомый с детства язык действительно станет нашим общим языком. В смысле, одним на двоих… Теперь уже почти на одного. И этот один без зазрения совести пользуется моей родной речью, а у меня в голове роятся одни мыслеобразы, совсем как… Совсем как…»

Мыслеобразы в голове у Редуарда перестали роиться и дисциплинированно выстроились в одну шеренгу. Да, это могло и не сработать, но это, по крайней мере, был шанс!

Быстрые и точные движения Редуарда выдавали решимость, граничащую с отчаянием. Он переключил транслитератор в режим приема, сдернул с головы бесполезные до этих пор наушники и нацепил их на уши лингуампиру, прямо поверх черного капюшона. Затем он склонил голову ко вшитому в воротник скафандра микрофону, отчего со стороны могло бы показаться, будто он собирается забодать Того Которого, и проревел: «У-У-У-У-У-У-У!», совсем как разъяренный кентавр, которого неосмотрительно поместили на планету с серно-аммиачной атмосферой.

В его реве не было смысла, но ведь, как известно, транслитератор передает не слова, а соответствующие им мысленные образы. От отчаянья Редуард Кинг сопроводил свой рев мыслеобразом столь разрушительной силы, что транслитератор не выдержал напряжения. Громко, так что слышно было даже Редуарду, он воспроизвел в наушниках последнюю осмысленную фразу: