Богдан Петецкий - «Рубин» прерывает молчание

— Ты странно говоришь, — прошептал он тоном упрека.

Действительно, странно. Я забыл о гласных.

— Ты считаешь, что страаано? — запел я.

Он перестал хмуриться. Его руки снова отправились за спину.

— Купи мне сооля… — пожелал он.

Можно было этого ожидать. Этого и еще множества других вещей.

— Пойдем, — кивнул я ему. — Веди меня туда, где есть сооле…

— Не знаешь? — удивился он. — Дай лиилы, я сам пойду.

Ага! Конечно, лииле же проще. Любопытно, где их носят. Костюм, который я имел при себе, был лишен каких-либо складок, не говоря уж о карманах.

— Пойдем вместе, — сказал я. — Ну, веди, — повторил я с надеждой в голосе.

На этот раз он не тянул. Повернулся на пятке и исчез за тем самым изломом стены, из-за которого вышел. Я двинулся за ним.

Мы не ушли далеко. Как раз перед вторым или третьим домом вдоль освещенных витрин виднелась шеренга пузатых, округлых ящиков, которые не могли быть ни чем иным, как автоматами. Парнишка задержался и посмотрел на меня поощрительно.

— Ну, — сказал он слабым голосом. — Дай лииле…

Я подошел и стал рядом с ним. На высоте человеческого лица в бочке виднелось овальное стеклышко, за ним темнели какие-то небольшие предметы. Повыше размещено тоже, что скорее всего было микрофоном. Под окошечко находился ряд клавишей.

— Знаешь, —сказал я не глядя в его глаза, — кажется, у меня нет лииле…

Я ожидал протеста. Пусть и громкого. Но на рожице парнишки отразилось только чистейшее ошеломление.

— Как это нет? — выдавил он. — Достаточно сказать…

Я решился.

— Я не отсюда, — сказал я твердо, испугался и добавил более мягким тоном. — Это сложное дело. Извини за сооле. Получишь их в другой раз. А сейчас проводи меня к твоему дому. Слишком поздно уже, чтобы ты один ходил по городу, — добавил он хитро.

Он был слишком ошеломлен, чтобы запротестовать. Постоял некоторое время, словно должен был глубоко обдумать сложившуюся ситуацию, потом повернулся без слов и двинулся вверх по улице. Я догнал его и сказал:

— Посмотри, все уже спят. На улицах пусто. Может ты был с родителями и потерялся? Ты уверен, что попадешь домой?

Он подождал немного, потом буркнул оскорбленным тоном:

— Никто не спит…

Я решил ни о чем не спрашивать. Я желал только, чтобы то, что должно было случиться, случилось быстрее.

Я долго не ждал. Сразу за вторым углом парнишка свернул вправо и ступил на катящийся там тротуар, который вскоре вынес нас между стенами на склон одного из ближайших холмов. Не прошло и трех минут, а с левой и с правой сторон показались травянистые живые изгороди, за которыми таились прикрытые грибообразными крышами домики. Тротуар поднимался дальше. В отдалении заблестела поверхность воды. Да, на этом месте можно было построить настоящий город. Город, в котором хотелось бы вечером выйти из дома, зайти к друзьям, посмотреть на небо и прогуляться до пристани. Или попросту пойти посмотреть на реку. А ведь есть еще то море или озеро, на которое мне не дано было даже взглянуть.

Перед одним из домов, тут же на вершине холма, парнишка ловко соскочил с тротуара и не поворачиваясь подошел к низкой калитке, сделанной из какого-то полупрозрачного материала. Ее верхняя планка была украшена небольшими шарами, переливающимися всеми цветами радуги. Он дотронулся до одного из них, по крайней мере, так мне показалось, и вошел на тропку, выложенную словно толстым слоем плюша или же бархата. В тот же самый момент передняя полукруглая стена дома раздвинулась и на фоне падающего изнутри дома света вырос темный силуэт женщины. Парнишка замер, только на секунду. Я успел продвинуться в сторону дома, на каких-нибудь два-три метра, когда поворачиваясь и показывая на меня пальцем, он закричал обвиняющим тоном:

— У него нет своей лиили! И он не отсюда! Я хотел сооле!

Фигура в открытой стене заволновалась. Я сделал еще один шаг и остановился. До меня дошел приглушенный звонок словно бы телефона. После чего от двери дунуло тихое:

— Извините…

— Он сказал, что у него нет лиили! — тянул свое парнишка.

Правда, что это была его месть за сооле, которых он не получил. Правда, что я стремился к созданию именно такой ситуации. Но в поведении малыша было что-то большее, чем обычная детская реакция, вызванная пережитым разочарованием. Я не пробовал определить это точнее. Тем не менее, хорошо, что наши дети другие!

Я выпрямился. Конец прогулкам. Время попрощаться с этим городом и с этими людьми. Попрощаться, или…

— Я прибыл с Земли, — бросил я, глядя в сторону фигуры, лицо которой и в дальнейшем оставалось невидимым. — Поэтому, не имею этого, как там… лиили, — объяснил я. — Я хочу сконтактироваться с властями города… Внимание, Мота, — продолжал я тем же тоном. — Я проводил встреченного на улице ребенка домой. Говорю с его матерью… если это можно назвать разговором. Буду стараться говорить. Если я замолчу больше чем на три минуты, ты знаешь, что делать. Я не имею ни малейшего желания оставаться здесь. Никому этого не желаю, — мой голос перешел в ядовитое шипение.

Тишина. Женщина, перед ней ребенок, а в трех метрах далее — я. За моей спиной открытая калитка. Не дальше, чем в пяти шагах. В первый раз с захода солнца я почувствовал холод.

С улицы долетел какой-то шелест. Ничего больше. Никакого сигнала, шума двигателя, шагов. Я оглядывался и увидел две головы, торчащие в цилиндрических формах шлемах, едва открывающих половину лица. Дальше, перед калиткой виднелась какая-то машина, напоминающая на первый взгляд карусель. И не слишком большая. В креслах, прикрепленных на плоском шите вдоль его окантовки, были люди. Перед каждым из них, на прямоугольной стойке укреплена какая-то продолговатая конструкция. Все целились сейчас в мою сторону.

Я сделал шаг к молчаливым фигурам в шлемах.

— Я с Земли, — повторил я. — Мне нужно поговорить с вашими властями. Сразу же потом я улечу. Мы не имеем намерения вмешиваться в ваши дела. Я должен был, однако, принять определенные меры. Город окружен. Если мы придем к соглашению, вам ничего не грозит. Только не пробуйте меня перехитрить. Я имею связь с нашими отрядами. И в случае чего вы в тысячную долю секунды перестанете существовать вместе со всем, что вы тут понастроили!

Они не двинулись. Словно их не касалось то, что я сказал. И что вообще что-то говорил. Я скосил глаза в сторону дома. Силуэт женщины по-прежнему заполнял собой прямоугольник, возникший в результате того, что стена расступилась, но парнишки уже не было. Я не слышал, как он уходил.

Я снова повернулся к прибывшим. Ничего не изменилось. Округлая машина, нашпигованная стволами, люди, сидящие без движения, словно ожидающие, что зазвучит шарманка, и круг двинется, увлекая их в мир иллюзий. Те двое, передо мной, производящие впечатление, что не очень хорошо знают, что будет дальше. Я был сыт по горло этим.