Джек Уильямсон - Подводный флот

Тут я забыл про флотскую субординацию.

— Сэр, да это же чушь! — взволнованно возразил я. — Это Фэрфэйн сошел с ума, если он говорит о самоубийстве Дэвида! Ссору затеял Фэрфэйн. А Дэвид все время сохранял спокойствие. Конечно, он тоже переживал из-за этого, но я клянусь вам, у него не было даже мысли покончить с собой. Да и зачем, если он…

Я понял, что наговорил лишнего, и замолчал. Лейтенант Блаймэн смотрел на меня с явным недовольством, да и начальник неодобрительно прищурился.

— Извините, сэр, — попытался я поправить положение. — Но это абсолютно невозможно. Курсант Крэкен не мог покончить жизнь самоубийством.

Начальник академии задумался.

— Ну хорошо, курсант Иден, — наконец сказал он. — Если это вас интересует, то вашей точки зрения придерживается и лейтенант Блаймэн. Он считает, что курсант Крэкен является… вернее, к сожалению, являлся одним из самых перспективных курсантов академии… А теперь вы свободны!

Я отдал честь, повернулся и вышел — правда, перед этим я успел увидеть неловкость и замешательство на лице лейтенанта Блаймэна. Вот тебе и старая акула! Неужели за этими хищными глазами скрывается что-то человеческое?

Праздновали День основания академии, и поэтому у нас была всего одна лекция. На занятиях присутствовал и Илэдио Энджел. Боб до сих пор не вернулся из кабинета начальника, и получилось так, что мы с Лэдди (как называл его Крэкен) вместе вышли из аудитории.

По дороге в общежитие мы обменялись впечатлениями о встрече с начальником академии. Мы оба были возмущены измышлениями Фэрфэйна. Дэвид не мог покончить с собой!

— Понимаешь, Джим, этот выскочка Фэрфэйн не любил Дэвида за то, что он лучше его плавал под водой, — с легким акцентом стал объяснять мне Илэдио. — Теперь, когда Дэвид исчез, выскочка хочет опозорить его имя. Но, между нами говоря, — он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, — я не думаю, что Дэвид погиб.

От удивления я даже остановился.

— Но…

— Нет-нет! — Илэдио Энджел предупредительно поднял руку. — Не надо повторять, что его искали и не нашли. Я все знаю, Джим, — но я знаю Дэвида. Не могу тебе объяснить, почему я так думаю, и все же я почти уверен: Крэкен жив.

Он пожал плечами и улыбнулся.

— Конечно, они объявили, что он пропал без вести, утонул. Но не важно, что об этом думает Илэдио. Илэдио должен думать гак, как ему приказывает академия. Я уже собрал вещи Дэвида, Джим. Отправлю их его отцу — он живет в подводном городе Кермадек-Доум. — Лэдди поколебался и добавил: — Может быть, ты хочешь взглянуть на то, что осталось после него?

— Спасибо, но копаться в чужих вещах не очень-то прилично, — резко ответил я.

— Нет-нет, Джим, мы не будем копаться в вещах, — возразил Илэдио. — Я имею в виду картину, которую нарисовал Дэвид. Она висит на стене. Я подумал, может быть, ты захочешь взглянуть на нее, прежде чем я положу ее в чемодан.

«Конечно, а почему бы и нет?» — подумал я. Хотя я и не успел подружиться с Дэвидом Крэкеном, мне было интересно узнать о нем что-то новое. Через минуту мы зашли в комнату, в которой жили Дэвид и Лэдди Энджел.

Стена над изголовьем кровати — в общем-то слепок с внутреннего мира курсанта. У доброй половины ребят над подушкой красуются фотографии подружек, портреты родителей, снимки подводных лодок или знаменитых спортсменов-подводников — кое у кого даже с автографом.

Над койкой Дэвида Крэкена висела небольшая акварель без рамки. На то, что он был ее автором, указывали буквы «ДК» в правом нижнем углу листа. На акварели я увидел…

В общем-то это была картина подводного мира. Из чащобы сплетенных водорослей вылезало какое-то огромное, покрытое панцирем существо.

То, что написал Крэкен, показалось мне не только незнакомым, но и нереальным. Странными были водоросли с большими толстыми листьями. Они фосфоресцировали в черной воде. Существо в панцире казалось не менее фантастичным. У него была очень длинная шея и ласты с угрожающего вида когтями.

Рассмотрев это чудовище, я невольно вспомнил ту страшную голову, которая поднялась над бортом баржи во время моего последнего заплыва. Не меньше меня удивило и то, что на спине подводного монстра курсант изобразил человеческую фигуру с длинным шестом в руке — наподобие тех, которыми пользуются погонщики слонов. На какую-то долю секунды я, кажется, поверил в существование морских ящеров!

И все же человеческая фигура на акварели убеждала меня в том, что вся эта картина — чистой воды вымысел. Я мог бы поверить в существование подводных чудовищ. Доводами в пользу этого могли стать мои подводные кошмары и «призраки» на экране сонара.

Но человек, восседающий на спине чудища, не оставлял сомнений в том, что парень из Маринии решил пофантазировать на досуге. Я поблагодарил Илэдио и вышел из комнаты.

А Боба все не было и не было.

Я подождал его, сходил в столовую, вернулся обратно. Потом начал беспокоиться. Для того чтобы задать ему несколько вопросов по поводу исчезновения Крэкена, требовалось совсем немного времени. Возможно, причиной вызова к начальнику было что-нибудь похуже. В кабинете у шефа оставался лейтенант Блаймэн. Может быть, он заявил, что Боб в очередной раз не выполнил норму? Положение моего друга было не очень надежным. Устав академии требовал, чтобы в течение года каждый курсант сдал зачет хотя бы по одной подводной дисциплине. Боб уже в третий раз в этом году срезался на подводном плавании. У него, правда, оставалась еще одна возможность — марафонский заплыв под водой. До проведения этих состязаний его не могли отчислить. Но на какую еще тему можно было так долго беседовать с начальником?

В том, чтобы сидеть без дела и переживать, было мало толку. Я взял у Илэдио адрес отца Крэкена и начал писать ему письмо.

«Моргану Уэнсли, эсквайру

для передачи мистеру Дж. Крэкену.

Кермадек-Доум, Мариния…»

Писать было особенно не о чем, но послать такое письмо я считал своим долгом. Конечно, Крэкен-старший уже получил официальную радиограмму из академии. Но мне хотелось написать ему что-то от себя лично в дополнение к сухой казенной радиограмме. Хотя, с другой стороны, было глупо мешать в одном письме слова соболезнования и рассуждения о морских ящерах. Или рассказывать про ссору с Фэрфэйном…

В конце концов я написал, что очень огорчен случившимся — «хотя я знал вашего сына совсем недолго…». Написал, что он был смелый парень и превосходный пловец и что если у отца Дэвида будут какие-то пожелания, меня не придется просить дважды.

Когда я заклеивал конверт, вернулся Боб.

Он выглядел уставшим, но не подавленным, скорее, слегка взволнованным. Я сразу же засыпал его вопросами. Что произошло? Неужели все это время с ним беседовали на тему исчезновения Дэвида? Или разговор перешел на что-то другое?