Александр Тюрин - Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки

Я шел на слабый свет и, в итоге, попал не в какой-то царский покой, а в кабинет высокопоставленного бюрократа.

— Твое путешествие закончилось, Хвостов, мы посылаем тебя назад.

Неподалеку от окна, сквозь которое проглядывали желто-черные сумерки, стоял приземистый и круглоголовый мужичок преклонных лет в хорошо начищенных сапогах. Он, не глядя на меня, продолжал высказываться уверенным ровным голосом:

— Мне до сих пор снится тот весенний вечер в Берлине сорок пятого. Погибала великая идея, я шел вместе с кем-то за танком, потом взрыв. Я отполз от кровавого месива, спустился в канализационный люк, там встретился с преданными мне людьми. И через двое суток был на борту подводной лодки…

— Вы секретарь партии НСДАП Мартин Борман? — решил я подтвердить свою догадку.

— Да, я — рейхсляйтер Мартин Борман, тот, что не давал покоя партийному чиновничеству и номенклатуре. Затем я стал Манко Капаком, первым Верховным Инкой Зазеркалья. Кто я такой сейчас — тебе известно.

— А кто тогда Уайна Капак?

— Сейчас мой заместитель по среднему миру, а некогда советский разведчик полковник Максимов. Когда его ранили во время одной из первых бомбежек Берлина и он в бреду кричал: «Мама, клюквы!», я прихватил его. Но как ни странно, не уничтожил. Напротив, он как бы завербовал меня. Я всегда ощущал симпатии к мировому рабочему движению. Рабочие чем-то напоминают мне троллей.

— Нина привела меня к вам?

— А ты как думал, Хвостов? Дурочка из «Моссад» явилась ко мне за своим жидовским золотом. Но золотко уже сослужило службу, образовав своей жизненной энергией этот, так сказать, периферийный мир. Золото — очень сильный аккумулятор, хотя многие меркантилисты-капиталисты забывают о его магическом значении. А теперь благодаря Ниночке Леви мы сделали из тебя бомбу для завоевания такого большого такого цивилизованного мира-метрополии.

Мирный такой на вид толстячок, а чувствуется, что правду говорит.

— Я бомба для базового мира-метрополии? Но ведь Уайна Капак поручил мне быть бунтовщиком в его периферийном мире. Объясните в популярном виде, почему такой разнобой?

— Никакого разнобоя, Хвостов. Ты стал бунтовщиком, чтобы не превратиться в обычного чурку. Ты посредник между мирами, половина твоей головы принадлежит метрополии, половина — нам. Поэтому тебе и предстоит осчастливливать мир-метрополию. Боюсь, что именно тебе, а не мне воздвигнут памятник при жизни.

— Отсюда я могу попасть домой?

— Можешь открыть эту дверь и очутиться дома. Быть нашей бомбой, вот увидишь, занятие приятное и безболезненное. Я, конечно, упростил, но дело обстоит примерно так. Для ближайшей точки перехода наступило время положительной пульсации. Поэтому ты и оказался у меня в гостях.

Совершенно ясно теперь, из какой дыры брались загадочные «среднеазиаты». Борману все известно о точках перехода. Но самое неприятное, что я по-прежнему претворяю в жизнь планы «инкских» главарей.

Короткошеий пенсионер, он же по совместительству владыка нижнего мира, продолжал говорить уверенно, понятно и дружелюбно.

— Мой юный друг, проблемы с резонансными точками и навигацией перехода мы в принципе решили, причем давно. Ты станешь как бы нашей дискетой, мы начинили тебя новой программой, способной перенастроить базовый мир, который, соответственно, вполне представим в виде компьютера. Как видишь, мы в курсе всех последних веяний в технике и науке.

— Ну, если в курсе, тогда ваша дискета начинена компьютерными вирусами… А, кстати, давно вы меня пасете? — попытался разведать я.

— Ну и как ты думаешь, малыш? Мы давно сделали ставку на тебя. А людей ненужных и опасных мы убирали. Например, генерала Сайко и майора Фролова, за которыми мы следили с той поры, как высадилась на нашем берегу советская морская пехота. Когда настал твой черед, тебя взяли за ручку и повели. Куда нам надо. Но я думаю, ты тоже внакладе не останешься.

— Извините, гражданин начальник, но в мире-метрополии со мной вы чикаться не собирались.

— Напротив, мы тебя спасали от людей Аслана. Это был очень серьезный бандит, хищный такой, не просто боевик, а один из главарей религиозно-террористической организации. Он бы тебя выжал, а потом бы повесил за яйца.

— По-моему, ваш посланец едва не прирезал меня в госпитале.

— Захотел бы, так прирезал. У него, Егор, было две задачи, покончить с Крыловым и одновременно отвести от тебя подозрения. В подвале же «Хроноскафа» наши люди стреляли только по Кукину. В поезде, в бассейне и в институте тебя, дурачок, никто не собирался убивать. Тебя, напротив, хотели сберечь, отсекая при том лишних людей.

Да, неплохая работа, если не врет. Я подошел к двери.

— Можно глянуть, начальник?

— Само собой.

Я, осторожно приоткрыл. Там была моя хаза. Моя неприбранная квартирка, такое тихое, засаленное, уютное гнездышко. А сам переход из иного мира в родную метрополию находился на месте двери, заколоченной еще во время революционных свершений (пролетариям не требовались анфилады комнат).

— Иногда у нас фокусировка не слишком точная. Но сейчас — в яблочко, — пояснил партайгеноссе.

Ну что ж, один шаг. И я дома. Возможно, ничего особенного в ближайшее время не случится.

— Тебе будет не хуже других, а лучше, — откликнулся высокий адский начальник, просканировавший мои мысли.

— Но я в каком-то смысле должен отдать вам свою душу.

— Но с другими мы вообще не церемонимся… Если хочешь, Егор, отпустим вслед за тобой Нину, хотя, честно говоря, жидков я не люблю выпускать из своих лапок целенькими.

— А Часку можно взять?

— Часку — нет. Экий ты хваткий, товарищ Хвостов. Ее программа еще не отработана. Кроме того, Часку кодировал Максимов и не мне в это дело лезть, все-таки я — нижний, а он — верхний.

Я снова открыл дверь. Теперь за ней была не слишком приятного вида долина.

— А куда ж подевалась комната?

— Да я, как опытный режиссер, использовал образный прием, необходимый для вызывания ностальгии. Попасть домой все же не так просто. Эта долина — и есть точка перехода, если точнее межпространственная «коробка передач». Но там тебя проводят, куда надо.

Я вышел и, закрыв дверь за собой, сделал несколько шагов вперед. Потом оглянулся назад — ничего, кроме группки кактусов.

Кто же должен провожать? Я подумал, что на языке Мартина Бормана слово «проводить», возможно, означает — стрельнуть в затылок. Я в растерянности поозирался и никакого живого объекта-субъекта поблизости не зафиксировал, однако заметна была цепочка следов, уходящая к холмам, где как мне казалось, что-то посверкивало. Это, наверное, и есть проводка.

Где-то полчаса спустя надо мной закружила большая птица, похоже, что журавль. Она явно намекала, что чесать надо совсем в другую сторону.