Сергей Болотников - Действо

Через полчаса уродливо раскоряченная туша демона исчезла с горизонта.

"Здравствуй Маша. Вот решилась я тебе написать, хотя глаза уже не те, да и руки подводят. Ты мне все не пишешь, не звонишь, я хотя и знаю, что от вас к нам звонить дорого, а ты все-таки позвони, уважь подругу.

Посылка твоя дошла, но денег в ней не оказалось. Уж не знаю, кто их взял, может почтальоны, а может из вагона украли - говорят на перегоне возле урала целые банды хозяйничают - чистят составы. Может кто и забрал. Ну да Бог ему судья, главное письмо дошло. Письма, они всегда доходить должны.

У нас все как обычно, а может быть немного хуже. Свет вот, отключают, так, что сидим в темноте, а вечером жгем свечи, прям как в старину. Народ у нас сметливый, когда газ отключили понакупали обогревателей электрических. Грелись. Ну вот им теперь незадача, как говорит младшая внучка - "облом".

Что же до нас, то мы греемся по старинке печкой-"буржуйкой", тепло, только за дровами далеко ходить приходиться. Власти обещали к январю мазут подвести, да вот беда, танкер, что топливо вез, наткнулся на мину, что с прошлого конфликта тут плакал и пошел ко дну. Так, что, наверное, мазута нам не будет.

Бывает, грущу я. Тяжело. Виталик, внук, школу закончил, а в институт идти не желает, говорит слишком это все умно. Лежит на диване, ничего не делает. Гляну я на него, Маша, ну вылитый отец - такой же непутевый. А тот все сидит. Мы с дочкой ходим, носим ему передачи, он их берет, да кажется мне, что у него там все отбирают.

Очень боюсь, что Виталик по его стопам пойдет. Но, может обойдется. Сосед, Федор Михайлович его обещал пристроить дрова колоть, для богатеев. Работа тяжелая, ну и пусть, зато из него человека сделает!

Сама я ничего. Артрит мучает, когда холодно, но внучка мне пояс достала из собачьей шерсти. Шерсть я узнала - видно соседям внаклад стало содержать своего Тузика. Но теперь зато тепло.

Внучка у меня вообще умница. Помогает, работает за троих, учится в кулинарном техникуме на повара. Замуж бы ее, а не за кого - кругом пьянь да рвань.

Когда свет есть, смотрим телевизор. Новости все не очень. Очередной конфликт, подожгли нефть. Как там у вас, в центре, тихо? А то над нами, то и дело самолеты летают. Не гражданские военные - воет так, что сервант дребезжит. Боюсь, как бы не было опять войны.

Оп! Опять свет отключили. Свечку зажгла. Тяжко стало. А помнишь, Маша, как мы институт кончали? Какие были времена золотые. Вся жизнь впереди, а главное, не боялись ничего.

Как ты там? Напиши, обязательно! Как Михаил, не пьет? А Виктор как, не забрали еще в армию? Передай мой привет Анечке, скажи, чтобы росла большая и такая же красивая, как мама. Настасья как, все такая же беспутная? И всем остальным передай наилучшие мои пожелания и поздравление с новым годом, да боюсь, пока письмо дойдет, у вас уже весна наступит.

Ну и пусть. Главное, что дойдет.

До свидания. Всегда твоя подруга Ирина".

Вечером снова пошли мертвые города - сделанные руками людей, но в этой вымершей пустыне казавшиеся чем-то далеким и неизмеримо чуждым. Фанерные щиты трепал ветер, хлопали двери и незапертые ставни окон - а общий угластый, рваный силуэт, выделялся на фоне тусклого заката, и казалось, город сделан какими-то гигантскими насекомыми, так, словно взорванный изнутри муравейник. Голые балки, скелеты на улицах под слоем красноватой пыли.

Второй город не был пустым. Он был заселен дикими. Тракт нырял в центр городишка и выходил с другой стороны, а по бокам вздымались причудливые песчаные кряжи, полные выточенных ветром замысловатых барельефов.

Дикие были здесь. Выползли на шум двигателя - скорченные, перекошенные, невообразимо уродливые, они преграждали путь машины, тянули изуродованные конечности в жалостливо агрессивных жестах. Та часть, что поздоровее, похватала, палки, камни, примитивные мечи из сырого железа. Дикие невнятно выли, лающе переговаривались друг с другом. Ганнслингер застрелил троих, а остальные разбежались, испугавшись пулеметного грохота. Но и тогда их фигуры возникали то справа то слева от набравшего скорость багги, а кто-то даже пытался ухватиться за раму.

Из-за опасного соседства решили не ночевать, а гнали до рассвета, и когда солнце соблагоизволило пролить серый свет на сморщенное лицо мира оказалось, что курьеры достигли Захоронений.

Унылые пустоши тянулись по сторонам, но слева они, казалось, заросли диковинным металлическим лесом. То были надгробия - стальные, мраморные, бетонные, пластиковые, и самые последние, деревянные. Здесь были те, из прошлого мира, который сгинул ныне безвозвратно. Они лежали вместе - друзья и враги, братья и сестры, отцы и дети, навсегда упокоившие амбиции своего времени под слоем пропитанной излучением пыли. Тогда погибло много, очень много - ныне те, кто остался, лишь жалкая горстка, кучка муравьев из залитого водой муравейника. Много-много людей, лишь глянув на Захоронения своими глазами, можно было осознать, как много их было. Исполинское кладбище, самое большое в этом краю, да и на всем материке тоже. Самое большое по нынешним жестоким временам, но и самое большое по старым временам тоже! Глядя на проносящиеся мимо стальные, причудливые растения, еще хранящие по прихоти судьбы лица давно сгинувших людей, Поляков подумал, что это, наверное, и есть самое грандиозное строение за время существования человечества. Площадь Захоронений никто не измерял, опасно, да и не нужно это было. Просто километры и километры надгробий. Захоронения.

Обитала здесь нечисть, что пришла в мир после того, как погибли ныне лежащие здесь люди. Нечисть гнездилась в склепах, питалась древней мертвечиной, и любила откушать заблудших путников, но таких год от года становилось все меньше.

Дикими нечисть брезгала. Или, как предполагали некоторые, просто была с ними в родстве.

По непонятной причине вездесущая пыль не заносила надгробия. Так они и оставались вечным укором проезжающему люду. Отсюда рукой было подать до Гробницы - места наиболее гнусного во всех Мертвых землях.

Но Константин все же уговорил Водилу притормозить у края кладбища, а потом, выйдя из машины, зашвырнул далеко в Захоронения четыре письма, владельцы которых их не дождались. Может быть дикие, некоторые из которые еще могли читать, подберут эти пахнущие людским духом цилиндры и отнесут на могилы адресатов. Была у диких такая манера.

Гнали вдоль Захоронений несколько дней. По ночам было беспокойно - на кладбище кто-то выл, печально и заунывно. И трехлапые изуродованные волки сновали вокруг, шугались от выстрелов и снова возвращались, садились в отдалении и смотрели бельмастыми, гноящимися глазами на людей. А иногда скалились и было видно, что вместо зубов у них лишь голые, сизого цвета десны.