Стивен Харпер - Империя Немых

И тут подходит ко мне эта женщина, подходит, как ни в чем не бывало, и говорит:

— Слава. У тебя такой вид, как будто ты заблудился.

А голоса все шепчут, шепчут, шепчут.

Я уже принялся отнекиваться, когда понял, что женщина прекрасно осознает, что вовсе я не заблудился. И что же надо сказать? Что бы сказал Джесси?

— Слава, — ответил я. — В таком месте немудрено заблудиться.

— Подвезти тебя куда-нибудь?

Она была лет на десять старше меня, немного приземистая, с короткими каштановыми волосами. И одета по-настоящему дорого.

Шепот, шепот, шепот…

— Ага, конечно, — ответил я. — Можно подвезти.

— Тогда пошли.

Ее аэрокар — аэрокар! — был припаркован неподалеку, но я так распсиховался, что едва мог передвигать ноги. Сели я не сумею взять себя в руки, то ничего не получится, и поэтому я стал думать, что я — это Джесси. Джесси понимает, что к чему. Я — это Джесси, сильный и ловкий.

Голоса немного поутихли, и это прибавило мне уверенности.

В аэрокаре клиентка положила руку мне на бедро, но я уже контролировал ситуацию.

— Сотня, — сказал я. Сам не знаю, откуда взялась эта цифра. Она дала мне деньги.

Жила она в пентхаузе под самой крышей, из чего я заключил, что она какая-то шишка в Единстве. Дамочка приземлила свой аэрокар на крыше, рядом с входной дверью. Внутрь нас впустила горничная. Дамочка не обращала на горничную никакого внимания, как будто той вообще не было, и я последовал ее примеру. Горничная тоже меня игнорировала.

Я старался не глазеть по сторонам, но не так-то легко было удержаться. Пол устилали толстые ковры, повсюду были картины и скульптуры, причем настоящие, не голограммы, а ее спальня по размеру превосходила всю мою квартиру. Наверное, ее любимый цвет — голубой, потому что в ее комнате все было решено именно в этом цвете: голубые ковры, голубые стены, голубое покрывало на кровати.

Дамочка закрыла дверь и притянула меня на кровать, не говоря ни слова. Я решил, что она хочет, чтобы я ее раздел. Ну я так и сделал. Я стал Джесси, а Джесси знал, что делать. Я расстегнул ей блузку, белья под которой не оказалось, а потом стащил с нее юбку. Она лежала на кровати, закрыв глаза и не шевелясь.

Это меня немножко удивило. Она не пыталась ни раздеть меня, ни поцеловать. Она просто лежала на кровати. Ее груди были похожи на маленькие подушечки с розовым пятном посредине. Я уставился на ее грудь. Никогда раньше не видел голой женщины. Меня охватило сильное возбуждение (говорю же, что мужики не по моей части). И тут-то она заговорила.

Она изъяснялась в таких выражениях, какие и на улице-то нечасто услышишь. Она изобретала всякие названия для меня, такие как «уличная шлюшка» и «мальчик с пальчиком», а потом стала объяснять, что я должен сделать с ней. Я обрадовался, что не придется самому ломать голову.

Она взобралась на меня верхом. Вдруг мне захотелось поскорее убраться оттуда куда-нибудь подальше. Мне не нравилось, как она пахнет, как она выглядит, мне не нравилось ее слушать. Мне не хотелось, чтобы она дотрагивалась до меня. И не успела она еще ничего предпринять, как я сосредоточился и сделал так, что она испытала сильнейший оргазм. Она громко вскрикнула и повалилась на кровать. Я испугался, что сейчас прибежит горничная.

— Как ты это сделал? — спросила дамочка, едва переведя дыхание.

Я пожал плечами. И тут заметил, что голоса совсем замолчали.

— А еще раз можешь? — спросила она.

— Могу, за подходящие деньги, — ответил я, не задумываясь.

Она дала мне еще сотню, и я повторил свой номер. Совсем не трудно, я даже и не трогал ее особенно. Ну и достаточно на первый раз.

После этого дамочка отправилась в ванную. Я натянул на себя одежду и осмотрелся вокруг. В комнате стояло четыре шкафа и туалетный столик, по размерам больше похожий на внушительный грузовик. Мне пришло в голову, что тут можно выудить что-нибудь и поинтереснее пары сотен. А если она вдруг появится, я ведь могу просто заморозить ее на месте, пока не закончу, она и не узнает ничего. И я уже потянулся к столику. Но передумал.

Ладно, хорошо. Теперь я — наемный мальчишка. Шлюха. Член за деньги. Но я не вор. В том районе, где мы жили, воровство считалось тягчайшим грехом, и я не намерен отступать от этих правил.

Дамочка вернулась немного впопыхах, как будто как раз подумала о том, что оставила в своей спальне потенциального вора. Ну и пошла к черту. Не прошло и часа, как я вновь вернулся на рынок, имея в кармане две сотни кешей. Чувствовал я себя превосходно. Все получается, я контролирую ситуацию. Я заработаю много денег без большого напряжения на работе.

Недавно я вернулся домой. Мамы, разумеется, нет, и я не знаю, где она. У нее нет постоянной работы. Я уже говорил, в нашем районе жители собирают пожертвования, чтобы оплачивать наши счета и квартиру в обмен на общественную работу, которой она занимается. Мама у нас тут настоящая королева. Если не буянишь, не бьешь жену, не колешься — о’кей, все в порядке, если же нет — выметайся. Мама, конечно, не может никого выселить официально. Властям Единства глубоко наплевать, что происходит у нас, в квартале батраков, и что люди способны учинить друг с другом, и поэтому когда пара десятков молодцов начинают выносить вашу мебель на улицу, тут сопротивляться бесполезно.

У мамы настоящий талант собирать людей под свои знамена. Что-то такое есть в ее голосе, от нее нельзя просто так отмахнуться. Ну и конечно, людям нравится, когда в их квартале нет ни наркоманов, готовых на все ради своего зелья, ни хулиганов, шатающихся по улицам. На чьей стороне будет победа — горстки окосевших наркоманов или хорошо организованных сознательных патрулей?

Так вот, мы тут все бедные, но честные. Мама убедила народ выращивать овощи на крышах и в ящиках на окнах, мы продаем их на рынке, а деньги идут в общественный фонд для уплаты докторам и все такое. Некоторые разводят мелкое зверье — кроликов, цыплят, которых мы тоже продаем. Каждый должен внести свой вклад. А не хочешь — мебельный комитет не заставит себя долго ждать.

Так вот. Я вернулся домой и решил вздремнуть. Комнатка у меня маленькая, с голым деревянным полом. Из мебели — кровать, вся в кочках и ухабах, которая к тому же скрипит, маленький стол и шкаф, еще того меньше. Хорошо, что у меня немного одежды. Я подумал про дамочку, которая сейчас сидит, наверное, в своей огромной голубой комнате и потягивает аперитив, который ей приготовила горничная. От таких мыслей моя комната показалась мне еще меньше.

Я достал флейту и начал играть. Печальные мелодии. Не знаю, какие именно. Когда у тебя плохое настроение, нужна грустная музыка. Чтобы улучшить настроение, казалось бы, нужна веселая музыка. Но когда настроение плохое, от веселой музыки просто тошнит.