Леонид Смирнов - Зона поражения

— Я не понял: термопсисы хотят вас истребить или перестроить на свой лад?

— В случае их победы Дома будут расщеплены, а освободившиеся из-под контроля клеточки утилизованы в новых термопсисов.

— Значит, вопрос стоит только так: или вы, или они? И вместе вам не ужиться в Галактике?

Непейвода зашуршал затылком — энергичное копошение клеточек заменяло ему чесание оного. А потом, вместо того, чтобы ответить на второй неприятный вопрос, он сказал в микрофон внутренней связи:

— Оболтус! Слушай мою команду: курс на ФФФукуараби, полный вперед.

— А мы уже давно летим, — буркнул корабельный мозг. — Не заметили?

За разговором напарники действительно прохлопали первый гиперпрыжок. «Оболтус» слишком хотел поскорее отчалить от проклятущего корвета и чиновных палачей.

Он бодро поскакал к планете разумных муравейников. Прыжок, пауза, снова прыжок… Самый обычный полет. Даже скучно.

«Мимикристы — очень старая раса. Она пережила взлеты и падения сотен галактических империй, при этом никогда слишком высоко не поднималась и слишком низко не опускалась. Всегда была на плаву, но и только. А все потому, что мимикристы категорически не способны на какое-либо творчество. Их цивилизация только использует чужие открытия, изобретения, технологии. Во всех сферах жизни. Уже проверенные временем, а потому устаревающие или совсем устаревшие. Но зато мимикристы и не совершают грубых ошибок, спеша обогнать конкурентов, вырваться вперед во всегдашней галактической гонке. Они успешно учатся на чужом опыте.

Такой подход к жизни — оборотная сторона физиологии мимикристов. Они обязательно принимают облик тех существ, рядом с которыми оказываются в ходе космических миграций. Мимикристы — вечные кочевники. У них нет прародины— то бишь планеты Исхода. По крайней мере, они говорят, что не помнят ее. Мимикристы принимают чужой облик, перенимают чужие традиции, втираются в доверие, паразитируют на теле другой цивилизации… В конце концов те, другие, решают избавиться от паразита или гибнут, истощенные им до предела. Есть и третий вариант: вдосталь насосавшись, мимикристы уходят сами — в поисках нового объекта.

Мимикристы — очень странная раса. Даже с одиночками-мимикристами надо держать ухо востро. Для них нет ничего святого, не существуют такие понятия, как „любовь", „дружба", „долг". Предадут, если это принесет хотя бы пару лишних монет. Но пока работа на тебя им выгодна, будут служить как 'верные псы. И все же есть несколько вещей, которые святы для мимикристов. Это…»

Перевалочная станция под гордым и непонятным для большинства транзитников названием «Эль-Гарда» вращалась вокруг ФФФукуараби на высокой орбите. Совет Домов Симбионтов категорически не разрешает инопланетянам высаживаться на поверхность их планеты. Не позволил он и строить там космодром. А потому Трансгалактической Транспортной Компании против обычая пришлось строить космический завод и собирать «Эль-Гарду» в космосе, понеся тройные издержки.

Согласно правилам, «Оболтус» подваливал к «Эль-Гарде» на медленных ионных двигателях. Он попросил дозаправку топливом и пристанище на срок до пяти суток. В ста тысячах километрах от цели его встретил и «обнюхал» фффукуарабский корвет, называвшийся еще страннее «Фчераша» — «Фчедуш». Делал вид, будто не знает, с какой миссией здесь «Оболтус», — соблюдал секретность. Затем проверку кораблику учинила охрана Компании: по тахионной связи запросила судовые документы и просканировала генные карты экипажа. Не найдя ничего предосудительного, диспетчер станции дал добро на стыковку.

«Эль-Гарда» видом своим напоминала детский волчок, окруженный членистым бубликом. Были в древности такие штуковины. К бублику уже было пристыковано не меньше тридцати разнокалиберных кораблей и суденышек, включая такую махину, как круизный лайнер «Ольборг», и сияющую брильянтовыми шпангоутами прогулочную яхту императора Сыпачи. Из-за них станция казалась нагромождением разноцветных сигар, конусов, цилиндров, шаров и торов.

А сама планета ФФФукуараби только-только начала выплывать из солнечной тени. Она была прекрасна: бирюзово-суриковая, жемчужно-индиговая, лимонно-малахитовая, переливчатая, подернутая кружевной вязью облаков. Она притягивала взор, она звала к себе. На сидящего в командной рубке Непейводу было больно смотреть: он вцепился в подлокотники кресла, изо всех сил упершись ногами в пол, и тянулся, тянулся вперед — к экрану переднего обзора. Будто хотел нырнуть в него, чтобы прямо так — безо всякого корабля, без скафандра — ринуться на свою ненаглядную родину.

Двунадесятый Дом связался с Советом Домов Симбионтов и по закрытой линии обменялся несколькими шифровками. В конце концов ему сообщили, что секретный договор будет готов через сутки, и потребовали, чтобы ни он, ни археолог все это время не покидали корабль.

— Ну уж дудки! — встал на дыбы Платон, и никакие уговоры не подействовали. — Я так долго не общался с себе подобными, что скоро шарики заедут за ролики. Мне надо расслабиться. Иначе от меня не будет толку на второй фазе экспедиции. Вдобавок, это общение может принести пользу. Наверняка здесь сшивается немало сапиенсов, которые делают деньги, продавая самую разную информацию.

— Проходимцев, — поправил ходячий муравейник.

— В первую очередь, — охотно согласился археолог. — Но от них гораздо больше проку, чем от чиновников или бумажных червей.

Непейводе нечем было крыть. И они пришли к компромиссу: совершить один-единственный поход в бар, Совету о вылазке не сообщать, идти вместе и вернуться обратно не позже полуночи. Дом ворчал, что ему вывернули лапки, а Платон был уверен, что и так сделал слишком много уступок.

В пассажирской зоне межпланетного космопорта, расположенной внутри волчка «Эль-Гарды», имелось три бара. «Джон Сильвер» был самым демократичным. Там расслаблялись звездные экипажи и одинокие космические волки. Туда надо идти, если приспичило подраться. Но сейчас Платон поклялся муравейнику вести себя тише воды, ниже травы.

«Кукуако» был весьма экзотичен по оформлению и кухне, служа пристанищем туристской братии и богатым путешественникам. Там скукотища, да и полезными сведениями не разживешься.

И наконец, третий бар — с традиционным названием «Приют пилигрима» — собирал под свои знамена всех остальных. Среди разношерстной публики наверняка найдутся интересные личности, порой там можно встретить и старых приятелей.

Платон надел свой белый костюм, впервые после старта с Геи-Квадрус достав его из гардероба. Законсервированный цветок кактуса, бамбуковая тросточка и соломенная шляпа с вентилятором снова были при нем. Археолог почувствовал прилив сил, он словно бы вернулсй домой, в свой родной «Голубой трилобит» — с тем, чтобы приласкать милых крошек, по которым изрядно соскучился.