Леонид Смирнов - Чужими руками

Спецагент подобрал с асфальта покупки и, ловя на себе любопытные и злобные взгляды жильцов, высунувшихся из окон, быстро зашагал к широкому бульвару, где полным-полно копов.

Досадный инцидент… А всему виной — отсутствие разведки. Серый Лис решил не выпускать прежде времени своих электронных помощников — кибермух. Они легко обнаружили бы всех его противников, но и сами засветились бы. У здешней контрразведки есть современное оборудование. На такое дело ни один, даже самый жадный, правитель денег не жалеет.

Итак, Кнутсен очень хотел остаться незамеченным, но его заметили. И почти сразу. Потому что он был совершенно чужой, никому не нравился и тотчас бросался в глаза. А на Бочасте-Роки-Шиа у всего и вся были глаза, уши и носы.

По правилам, «засвеченный» агент должен немедленно свернуть операцию и эвакуироваться с планеты. Либо лечь на дно и всплыть в совершенно ином обличий. Здесь второй вариант не сработает, а первый — не для Серого Лиса. И потому Кнутсен решил наплевать на вековые традиции и уроки шпионского дела. Он вообще перестанет скрываться, бросив вызов многочисленным противникам. Зачастую подобная тактика приводит к скорой гибели авантюриста, но порой, изрядно озадачив неприятеля, дает необходимую фору и шансы на выигрыш.

Значит, придется с самого первого дня быть под колпаком. Ни на минуту не расслабиться, зато незачем строить из себя мелкого клерка с Аламагордо и терять драгоценное время. Пусть аборигены думают что хотят. Главное — чтобы боялись.

«Нередко планета кажется перспективной, ее начинают осваивать, надеясь в скором времени превратить в цветущую колонию. А затем полезные ископаемые иссякают или галактическая трасса уходит в сторону, и планету уже не спасти никакими инвестициями. Да и кто станет зарывать деньги в землю? Положение могут поправить туристы, да вот беда: состоятельных туристов в галактике не так и много, а шикарных курортов хоть пруд пруди. И тогда перед жителями планеты встает выбор: бросить нажитое и эмигрировать в один из осваиваемых миров, чтобы начать все сначала, либо остаться и бедствовать на чахнущем шарике, у которого нет будущего.

Бочаста-Роки-Шиа — типичная захудалая планета, на которой остались миллионы инертных, надеющихся на чудо колонистов. Многолетняя вера в чудесное избавление отнюдь не способствует прочищению мозгов — отсюда множество расцветших на планете дремучих культов и всеобщая ненависть ко всему инопланетному. Горе тому ксену, кто случайно попал на Бочасту в пору ее запустения. Вдвойне горе тому, кто на ней остался…»

Агент первого разбора Пустельга тоже летела на Бо-часту-Роки-Шиа. Она, правда, обещала без нужды не попадаться Платону на глаза, но археологу с трудом верилось, что «тюлениха» оставит его в покое. Их прощание было очень коротким.

— Счастливого пути, — со слезой в голосе произнесла чичипата. — Я буду приглядывать за вами. Издалека…

«Когда я найду артефакты, она прихлопнет меня как муху и тоже наверняка всплакнет. Очень чувствительная барышня», — подумал археолог, а вслух сказал:

— Берегите себя, миледи. Это очень сухая планета.

Она глубоко вздохнула.

…Полуразрушенный космодром произвел на Платона должное впечатление. Впрочем, он на своем веку повидал и не такое. После Старой Земли, упивающейся примитивным «золотым веком», здешнее убожество вызывало зевоту. Хотелось поскорее забрать свой груз, отправиться в город и забыть все, что видел. Но не тут-то было.

Рассольников вошел в здание космопорта. За высокой стойкой, сделанной из цельного куска ценного фиолетового дерева, пребывал начальник таможенной смены. Это был лысоватый молодой бочаец с едва наметившимся брюшком. Рассольников поздно сообразил, что незначительность брюха хуже всего — чиновник еще не накормлен и потому особенно опасен. На Бочасте богатство обычно сопровождалось тучностью тела. Огромный живот и жировые складки, как у многих диких племен, — первый признак жизненного успеха.

Одет бочаец был в темно-зеленую форменную рубашку с перекрещенными золотыми кусачками в петлицах и огромными пучками золотых розог на ослепительно алых погонах. У его черных форменных брюк были генеральские лампасы такого же яркого цвета.

Археолог выложил перед таможенником груду внушительного вида бумаг и голографических свидетельств.

— Что это такое? — бочаец брезгливо поддел пальцем один из голокубиков. Как будто Платон вывалил на стойку клубок червей и горсть тараканов.

Кубик вспыхнул голубым огнем и выбросил над. стойкой целый веер таможенных деклараций и изукрашенных гербовыми печатями справок на космо-лингве и его бочайском диалекте.

— Мои документы, составленные по стандарту Лиги Миров. Они входят в официальный перечень, утвержденный Великим канцлером Бочасты-Роки-Шиа.

— И что вы от меня хотите? — осведомился таможенник. Лицо его скривилось в презрительно-раздраженной ухмылке.

— У вас на складе хранится мой груз. Он полностью растаможен. Хранение оплачено на неделю вперед. Вот это, — археолог подвинул бочайцу зеленовато-розовый, изукрашенный красно-синими печатями, вручную заполненный бланк, — гарантийное письмо, подписанное директором космопорта и вашим начальником.

— Красивая бумага, — странным тоном произнес таможенник. — Но бесполезная. — И замолк, не желая ничего пояснять.

«Издевается, падла!» —сообразил Платон и начал копить благородную ярость.

— Проводите меня к складу. Я собираюсь забрать груз, — сказал он и сгреб свои многочисленные документы.

Бочаец выразительно пожал плечами.

— Воля ваша.

Оставив за себя лоснящегося от жира контролера, начальник смены вышел из космопорта и с неспешностью престарелого министра двинулся к ряду испятнанных ржавчиной ангаров. Археолог вынужден был то и дело останавливаться, чтобы не наступить ему на пятки. Он не умел семенить.

На голубовато-белесом прозрачном небе плавился золотисто-оранжевый блин здешнего солнца, которое звалось весьма поэтично: «Божественный Пламень». Ртутный столбик на огромном термометре добрался до цифры «50» и пополз еще выше. Ни единого облачка, ни дуновения спасительного ветерка — мертвый штиль на этой снулой планете. Платон чувствовал себя хреново, несмотря на гудящий в шляпе вентилятор, — если погода не изменится к лучшему, предстоящие раскопки обещают стать сущей каторгой.

У одного из ангаров маячил изнывающий от жары и скуки часовой. Он был в расстегнутой гимнастерке, голову обмотал полотенцем, которое то и дело мочил водой из пожарного крана. На груди у него висел армейский бластер. Именно к этому ангару и направился начальник смены.