Кристофер Сташеф - Пропал чародей

— Вот еще! — Пак чуть не подскочил на месте. — Восьмилетний мальчик в боевых рядах? Ну нет, слишком велика опасность! Тебя могут поранить!

— Ну не станут же они сражаться с ребенком?

Пак хотел было съязвить, потом спохватился и ответил только:

— Ты еще не знаешь, что такое солдат в бою, малыш. Нет. И потом, что я скажу твоим родителям, если с тобой что-то случится?

— Но...

— Никаких но! — отрезал Пак. — Когда твой папаша вернется, пусть сам водит тебя посмотреть на битвы. И если с тобой что-то стрясется, пусть это будет на совести лорда — а пока о тебе забочусь я, никаких битв! В конце концов, ты мой воспитанник, а не мой сын.

— Хвала небесам, — пробормотал Джефри про себя, глядя, как Пак сердито затопал к лесу. Эльф скоро вернулся и хмуро кивнул детям:

— Собирайтесь, пора идти!

— Но солдаты пошли совсем в другую сторону, — удивился Грегори.

— Гляди-ка, заметил, — покосился Пак. — Идем, идем.

Когда рассвело, шальная компания выбралась на опушку, поросшую полевыми цветами.

— Ой, как красиво! — воскликнула Корделия восторженно. — А вот и заветная тропинка!

И действительно, справа, метрах в десяти от места, где толклись Гэллоугласы и сопровождающие их сказочные лица, спускалась по склону пыльная дорога.

— Глядите, там люди, — прищурился Магнус с высоты спины Фесса. — Ох и рано же они проснулись!

— Деревенские летом всегда встают затемно, — проинформировал Фесс. — Я бы порекомедовал единорогу выбрать менее заметный для постороннего взгляда путь.

— Это еще почему? — удивилась Корделия. Пак качнул головой.

— Должен признаться, что железный конь прав. Подумай-ка, детка, что сделает взрослый человек, увидев подобное создание?

Корделия изумленно раскрыла глаза.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что они попробуют изловить его?

— Еще как попробуют. И потом будут воровать друг у друга, — снисходительно посмотрел на наивную сестрицу Джефри. — А в потасовке могут и прибить.

Корделия соскочила с единорога, как с горячей плиты.

— О нет, я не допущу этого!

Она обняла серебристую шею, погладив единорога по носу.

— Я не позволю, малыш, чтобы тебе причинили вред. Нет, моя радость, мое сокровище! Беги, прячься! Когда я вернусь в лес, мы снова увидимся.

Единорог мотнул головой, словно сомневаясь в опасностях, гипотетически грозивших ему.

— Ну я прошу тебя! — взмолилась Корделия. — Ты еще не знаешь, какими гадкими могут быть некоторые мужчины!

Пак цинично ухмыльнулся, но в его ухмылке чувствовалась и гордость за воспитанницу.

Единорог пристально посмотрел в глаза Корделии. Потом покрутил головой, повернулся и поскакал в лес.

— Я увижу своего приятеля еще раз? Как ты думаешь, Пак?

— Кто знает? — негромко ответил Пак. — Он рожден свободным, и никто не может повелевать им. Ни суровые мужчины, ни нежные девушки. Единороги приходят, когда пожелают.

Тут Пак подмигнул Корделии:

— Но что-то мне подсказывает, что этот обязательно вернется.

И ребята в сопровождении своих бдительных спутников стали спускаться по благоухающему от изобилия цветов склону. Внизу возвышалась изгородь с перелазом, чтобы люди могли перейти на другую сторону, а скот — нет. Изгородь подпирала крутым бедром симпатичная крестьянка, насмешливо поглядывающая из-под полуопущенных ресниц на молодого работника. Кулаки работника были стиснуты так, что костяшки побелели.

— Ну-ну, Корин, — промурлыкала девушка. — Неужто ты думал, что я стану заглядываться на трусишку?

Магнус и Джефри уставились на девушку.

— Ой, какая красивая! — прошептал Магнус. Джефри судорожно сглотнул слюну. Корделия посмотрела на них, как на ненормальных. Грегори — учитывая его возраст — тоже.

— Трус? — взорвался Корин. — Ну нет! Я ничуть не трусливей других! Покажи мне врага, и я сражусь с ним!

— Врага? — фыркнула девушка. — О, дойди до леса! Поднимись в горы! Выйди на любую дорогу! И враги сами выскочат тебе на встречу: бродяги всех мастей, бандиты и воры! Да-да, такие сейчас времена! Любой, кто не любит сидеть сиднем, любой, у кого в душе осталось хоть немного азарта, бежит от законов и выходит на большую дорогу — оставив детей и жену на попечение трусливых пентюхов, которые мнят себя мужчинами!

Пак спрятался в траве у ног Магнуса, но дети услышали, как он проворчал:

— Вот уж воистину настали тяжелые времена: раньше никогда такого не было!

— В твоих словах нет ни капельки правды! — вскричал запальчиво Корин. — Нет нужды промышлять темными делишками только потому, что ты носишь штаны, а не юбку! Напротив, нужна отвага, чтобы хранить, защищать, и заботиться о тех, кого любишь!

— Любовь? — скривилась девушка. — Плевать мне на такую любовь! Забота, может быть, — но в ней ни радости, ни страсти!

Корин протянул руки к девушке:

— Если любишь меня, то увидишь, как ты ошибаешься.

— Да я была бы полной дурой, если б полюбила тебя! Как можно любить человека, который бросит жену и потомство при первой же опасности?

— Никогда я не сделаю такого! — крикнул Корин.

— Как же! Ты ведь спокойно смотришь, как в горах бродят бандиты! Тебе все равно, что разбойники с большой дороги грабят, кого захотят! Девушка уже не может одна показаться на дороге! За два последних дня три моих подружки пострадали, и не меньше дюжины мужчин сбежало в горы. Настоящих мужчин, — ее глаза сверкнули, — а не каких-то мальчишек.

— Всего за два дня? — фыркнул Пак. — Не может быть, чтобы порядок и закон разваливались так быстро.

В головах детей прозвучал голос Фесса: «Подобное положение вещей вполне возможно в том случае, если враги Верховного Чародея были наготове, и ожидали только его исчезновения, чтобы приказать своим агентам начать сеять слухи и производить всевозможный беспорядок». Корин покраснел.

— Ты ошибаешься, думая так обо мне, милая Феба! И как я могу остановить хаос? По крайней мере, я остаюсь на пороге своего дома и буду защищать деревню!

— И конечно, ты прогонишь врагов, если они придут? — ехидно проворковала Феба.

— А что же еще делать?

— Как что? Иди под знамена Шир-Рифа* [1], вступай в его ряды! Сражайся за него, и ты победишь всех этих разбойников, которые нападут на нас! Вот что ты можешь сделать! И мог бы сделать уже давно, еще три дня назад! Но что-то я сомневаюсь, что ты поступишь так — ведь дело это опасное. Только настоящий мужчина, который может побороть страх, встанет под знамя Шир-Рифа!

Корин решительно сжал челюсти, выпрямился, расправил плечи.

— Я докажу, что ты ошибалась, Феба. Я немедленно иду к Шир-Рифу — и ты увидишь, что я не боюсь ничего!

— О храбрый юноша! — с этими словами девушка бросилась на него и наградила таким поцелуем — долгим, тягучим, — что когда юноша наконец вырвался из объятий, он никак не мог отдышаться и покачивался от перенесенного потрясения.