Ник Саган - Лабиринты рая

Нас окружали стены из песчаника с восьмиугольными башнями. Впереди — девственно-белый макранский мрамор, очень много мрамора. Тадж-Махал для того и строили, чтобы потрясать людей, надо сказать, им это удалось. Поневоле чувствуешь себя ничтожным рядом с этими громадами, словно стоишь у жилища великана. Но это не дворец, а усыпальница. Где-то в его глубинах находится склеп — последнее пристанище Мумтаз-Махал, царицы империи. Имя это можно перевести как «Венчающая дворец». Когда она умерла, царь был настолько убит горем, что приказал тотчас начать строительство памятника в ее честь. Тадж-Махал строился только для того, чтобы хранить ее останки и память о ней после того, как она отошла в мир иной, — вся эта грандиозная работа была проделана для нее, для нее одной.

Когда царь Шах-Джахан встретил свою смерть, его похоронили в том же склепе. Это очень романтично, вот только положили его туда не по его желанию. Он собирался построить гробницу еще больше, чтобы увековечить и свой переход в загробную жизнь, но его третий сын захватил власть. Он убил и первого, и второго сына, а самого Шах-Джахана держал под домашним арестом, пока тот не умер, а после похоронил в Тадже.

Но прежде чем порицать вероломного сына, давайте вспомним, что позднее его самого постигнет та же участь, и его вероломный сын (как ни странно, тоже третий) восстанет против отца, возглавит восстание, охватившее всю империю, ускорив тем ее падение. А с другой стороны, и сам Шах-Джахан возглавлял когда-то восстание против своего отца (и он тоже был третьим сыном), он также убил всех мужчин в роду, чтобы занять трон. Насилие порождает насилие, история повторяется, но уверен, что Меркуцио привел меня сюда вовсе не для того, чтобы я думал сейчас об этом.

Он любил пошутить, иногда у него получалось достаточно тонко, иногда грубовато — ему нравилось ставить людей в неловкое положение. Я восхищался этой его способностью. Его импровизации на тему «отнесите Хэллоуина в мавзолей» добавляли радости моей мрачной натуре, но в его циничных зеленых глазах я замечал нечто большее.

— Одобряешь?

Я пожал плечами.

— Конечно, — ответил я. — Но почему именно здесь?

— Считай, что это дань уважения Предусмотрительному, — улыбнулся он.

Предусмотрительный суфий — прозвище Исаака, оно, конечно, не очень лестно, но так только лучше. Он был из книжных червей, один из любимчиков, который хвостом ходил за Маэстро. Насколько помню, у него были неважные отношения с Лазарем, но в отличие от Лазаря он был проницательным и умел скрывать свои чувства. В моем отношении к нему каким-то непонятным образом соединились и уважение, и неприязнь. Мы старались не мешать друг другу. Что же касается Меркуцио, для него Исаак был просто суфий-мусульманин, к тому же архитектор, а Тадж — квинтэссенция мусульманской архитектуры.

— Но зачем оказывать почести Предусмотрительному?

— А почему нет?

— А что не Лазарю в таком случае?

— Действительно, почему не Лазарю? — продолжил он игру словами.

— Ты сам знаешь почему, — решительно заявил я.

— В самом деле?

Все может быть, подумал я.

— Может, и не знаешь.

В какую игру мы сейчас играем? Я пытался понять, что у него за душой, а он пытался понять меня. А когда оказалось, что понимать нечего, я прицелился в него пальцем.

— Поразительные причуды ума.

— А ты хитрец, — засмеялся он.

Нэнни спросила, что нам подать. Меркуцио заказывал пережаренный бифштекс с перцем, когда взорвалась бомба. По крайней мере, звук был как от бомбы. Цвета сразу пропали. Систему ГВР взломали, окружение стало нечетким и начало исчезать. Мерк вытащил из кармана металлический прибор, создававший искусственные помехи. Мерк только что им воспользовался.

— Вот теперь мы одни, — сказал он. — Но это ненадолго.

Система уже пыталась наладиться, но Мерк был на полпути к воротам. Я бежал за ним след в след. Я не успел прочитать надпись над воротами, но и так помнил, что там написано. «Заходи в мой рай». Строка из Корана.

Вот мы позади Таджа. Лестницы расположены в западном и восточном углу. Пятнадцать ступеней вниз, запертая на засов дверь, через нее виден коридор в триста футов длиной.

Я знал, куда он ведет.

— Задняя дверь, — подсказал я.

— Естественно, — ответил он.

Мерк прошел сквозь дверь, не открывая ее, просто прошел и исчез.

Я пошел за ним.

И сразу же оказался в новом месте. Как будто вернулся в сознание. Услышал гул электрических машин. Я удобно возлежал на модифицированной кровати, ее еще называют виртуальным спальником. Я снял перчатки и очки, вытащил капельницу ВР из руки.

Это была моя спальня. В реальном мире.

Глаза слипались, во рту было сухо.

Стук в дверь, она со скрипом приоткрылась: внутрь заглянул Меркуцио.

— Так ты идешь? — прошептал он. Меркуцио был талантливым хакером. Он загнал в компьютер фальшивый код собственного изготовления, который открыл нам заднюю дверь из ВР. Это было нарушением школьного расписания, правил школы, авторитета Маэстро, возможно, нарушением законов. Но именно об этом я просил в своих молитвах. Я поднялся на ноги и пошел за ним по коридору.

Все белое. Похоже на больницу или санаторий.

Тихо. Мы прижимаемся к стене. До обхода медсестер еще несколько часов, но выход охраняют. Игра в терпение. Кофе, чай из трав или скотч, уж не знаю, что ей понадобилось, но она пошла за второй чашкой, а мы выскользнули за дверь.

Снаружи было темно, однако я видел, что вокруг много зелени и очень красиво. Я обернулся, чтобы прочитать надпись на двери:

ДЕБРИНГЕМСКАЯ АКАДЕМИЯ ГВР.

Современный подход к обучению щедро спонсируется корпорацией Гедехтнис.

Я не мог вспомнить это слово, оно начиналось на "Г". Гедехтнис. Скорее всего, это акроним. Каждая буква что-нибудь означает. Г — что-то, Е — что-то, из остального, кажется, получается нечто вроде «лекарства и усовершенствованные безвредные химические технологии».

Гедехтнис.

По-немецки значит «память».

Значит, я нахожусь в Дебрингеме, штат Мичиган. В моем родном городе. И вот я вспомнил длинные, ленивые дни, длиннохвостых змеев, раскрашенных под драконов. Я вспомнил, как научился плавать, а уже через несколько недель мог несколько раз перевернуться под водой. Я вспомнил содранные коленки и антисептики. Вспомнил свой первый день в школе, там меня встретил Маэстро, мама держала меня за руку, а папа подбадривал, когда они подключали меня к ГВР. Помню, мне понравился мой первый день в школе. Помню, он мне не понравился. Я помнил.

А сейчас немного истории. В начале двадцатого века, во времена дискриминации и сегрегации, Дебрингем был черным курортом, там любили проводить отпуск афроамериканцы. Первый черный американец, получивший степень доктора философии в Гарварде, У. И. Б. Дюбуа сказал о Дебрингеме следующее: «Чистая физическая красота, блеск воды и золотистого воздуха, изящество деревьев и цветущих кустов, пение птиц, неспешное движение солнца, луны и звезд — самое прекрасное, что я видел за двадцать лет. А если вы добавите к этому еще и товарищество — привлекательные сильные женщины и неглупые мужчины из Канады и Техаса, Калифорнии и Нью-Йорка, Огайо, Миссури и Иллинойса, все они — дети и внуки Эфиопии, все они горят желанием отдыхать и развлекаться, — вы поймете, что нет места лучше, чем Дебрингем».