Владимир Лещенко - Идущие сквозь миры

Изнасилованная ими Таисия Иванова была ее близкой (очень близкой) подругой, так что гнев рыжеволосой чертовки был вполне объясним.

И до сих пор Сашок откровенно мандражирует при виде четвертого вице-командора (по его доверительному признанию — после особо больших пьянок ему снится Мидара с окровавленными щипцами в руках).

Все это время мысли Сашка метались между версией о том, что он сошел с ума и ему все это чудится в бреду и что их похитили какие-нибудь инопланетяне.

После окончания экзекуции остальным объявили, что они будут проданы в рабство на рудники, но сперва им урежут язык, чтобы не болтали лишнего. Потом, не развязывая, отволокли в помещение без окон, где, приковав наручниками к кольцам на стенах, оставили дожидаться своей участи. По дороге Антонов испытал еще одно потрясение: лагерь, где они оказались, состоявший из нескольких разборных ангаров и больших палаток, расположился на берегу знакомой ему с детства Цемесской бухты, но никаких признаков того, что когда-либо здесь стоял его родной Новороссийск, не было видно…

Как бы там ни было, судьба оказалась достаточно милостива к Антонову, хотя он, наверное, и не заслужил этого.

За четыре месяца до того у нас бесследно исчезла целая флотилия, и именно в те дни истекли последние сроки, отведенные для ее возвращения. Такое бывает — чаще, чем хотелось бы.

И когда потребовалось срочно формировать торговые миссии и экипажи новых судов, выбор пал на него. Из всей банды он был единственным, кто избежал обещанной участи.

Удивительно, но все случившееся с ним, в том числе и чудесное спасение, не заставило его сразу изменить приобретенным в прежней жизни привычкам и наклонностям, о чем свидетельствовали несколько случаев, происшедших на моей памяти.

Первый случай — когда месяца через три после своего зачисления на службу к нам Антонов, как он потом клятвенно заверял — спьяну, «перепутал» барак для женского персонала с борделем. Только вмешательство случайно оказавшегося поблизости колдуна, которого шум и крики оторвали от созерцания звезд, спасло незадачливого гуляку от участи быть растерзанным почти сотней разъяренных фурий и десятком их кавалеров.

Второй — когда он вздумал приставать к одной из дочерей Максимыча, четырнадцатилетней мулатке Алене. За это он в тот же вечер был жестоко избит лично Сато Симодой, обладателем одного из высших данов каратэ. Как выяснилось, по достижении пятнадцати лет Алена предназначалась в жены Симоде, о чем уже давно существовала договоренность между ним и нашим главным кухарем.

Третий случай произошел, уже когда его назначили матросом на мой корабль, в первом рейсе.

В одном из портов, поиздержавшись (думаю, излишне объяснять, куда ушли не столь малые деньги, выдаваемые нам на карманные расходы), он решил добыть их привычным способом: поигрывая мускулами, зажал в углу у надстройки Гришу Алмазова — самого молодого из команды — и с наглой ухмылкой попросил «взаймы».

На всякий случай нашаривая револьвер во внутреннем кармане, я направился к нему, прикидывая, как подоходчивей объяснить, что те, кто нарушают принятые у нас обычаи и правила, рискуют нажить очень крупные неприятности. Однако Ингольф меня опередил.

Подойдя к Антонову сзади, он ухватил его за пояс, без видимых усилий одной рукой поднял оторопевшего амбала, ударом кулака в поддых пресек попытку сопротивления, после чего перевернул вниз головой и, ухватив за ноги, опустил в воду с борта. Подержав так с полминуты, он вытащил Сашка обратно на палубу, сообщив, что в следующий раз продержит его ровно столько, сколько потребуется, чтобы он перестал дышать, после чего отпустит насовсем…

Вспоминая все это, я быстрым шагом приближался к жилищу капитана Ятэра.

На крыльце его дома я столкнулся с выходящим от Ятэра врачом базы Клодом Брезе.

— Как он? — спросил я.

— Плохо. Боюсь, что совсем плохо.

— Что, неужели из-за какого-то обморожения?.. — начал было я.

Клод горестно махнул рукой:

— Знаешь, Базиль, как иногда бывает: старая машина вертится, скрипит себе потихоньку, вроде и ничего, а потом — что-то случилось, и все — рассыпалась на части, и не собрать.

— А эликсир?

— Невозможно. Его уже дважды им лечили, так что… — Клод вздохнул.

— И что, ничего нельзя сделать?

— Базиль, ты же знаешь, кто я такой. Может быть, врач из твоего времени и с вашими медицинскими приборами что-нибудь смог бы. А я ведь и во флот поступил из-за того, что считался неудачником.

Подхватив саквояж, лекарь удалился.

Я посмотрел ему вслед. И в самом деле, глупо было возлагать на него какие-то особые надежды. Военный врач с французского, времен Наполеона III, корвета, опрометчиво погнавшегося за странного силуэта парусником, — что он мог? В основном мы лечились у магов.

Я постучал.

— Ну кто там еще по мою душу? — откликнулся слабый голос.

Ятэр-Ятэр лежал на койке, положив поверх одеяла руку, обмотанную до плеча бинтами. Его седая клиновидная борода на лице, обтянутом пергаментно-желтой кожей, была задрана к потолку.

Я понял, что имел в виду Клод, говоря о враз остановившемся механизме, — передо мною была лишь тень прежнего Ятэра. Я ощутил холодок у сердца, ясно осознав, что Ятэр умирает и чуда теперь не произойдет.

— О, и ты пришел — вот спасибо, порадовал старика напоследок! — повернулся он в мою сторону.

Медленно я опустился на табурет рядом с койкой, не зная, что сказать.

— Вот, дружище Васка, — он попытался изобразить что-то похожее на улыбку, — кажется, конец мой подходит. Уже гнить заживо начинаю. Руку, вон, хотят резать — как будто я к предкам с обеими руками не попаду…

— А маги тебя не смотрели?

— Да что колдуны? Пробовали уже однажды, лет сто назад, — не вышло: говорят… это… иммунный я к ихним штучкам.

Значит, надежды не оставалось.

— Ну, что ты загрустил, дружище… — Его слабая рука похлопала меня по запястью. — Мы все будем там… раньше или позже. Чего уж теперь… Это хорошо, что ты пришел. Хотелось напоследок увидеть вас, ребята, — моих капитанов… Сколько вас осталось у меня — на одной руке пальцев хватит, — а ведь сколько было!.. Ладно, чтоб не забыть. Когда я умру, все, что у меня есть, будет поделено между вами, моими друзьями…

Слова о том, что он еще проживет долго, застряли у меня в горле.

— Но одну вещь я хочу подарить именно тебе.

Слабым движением здоровой руки он указал на выглядывавший из-под соседней койки рундук:

— Там, в сером свертке…

Открыв крышку, я увидел лежавший поверх груды барахла продолговатый предмет, тщательно завернутый в грубое сукно и перевязанный кожаными ремешками.

Я развернул его и невольно приподнял брови. Внутри лежал автомат Калашникова. Вороненая сталь вытерлась до блеска, деревянный приклад был покрыт замысловатой резьбой и заново отлакирован. Нам не полагалось иметь подобного оружия, хотя на это давно уже смотрели сквозь пальцы.