В Брагин - Искатель утраченного тысячелетия

Так я говорил, а думал о другом, о своем: как, каким образом узнать о Вотрене, о беглом каторжнике Феликсе Рамо.

Но тюремный врач Ги де Лорен, услышав слово "Севастополь", сказал:

- Севастополь... Я был врачом французской эскадры под Севастополем. Видели ли вы когда-нибудь Пирогова? Бонапарт медицины - вот кто ваш Пирогов! К нам в плен попадали русские солдаты со следами смертельных ран. Этих солдат исцелил скальпель Пирогова. Чудо! Я хотел научиться, но разве научишься волшебству? Можете ли вы, Дмитрий Веригин, открыть мне тайну волшебства вашего Пирогова?

- Извольте!

- Скорее! Не шутите! Всю правду!

- Пирогов утверждал, что солдат-победитель всегда выздоравливает.

- Не понимаю!

- Извольте! Русский солдат всегда чувствует себя не побежденным, а победителем...

- Даже в Севастополе? - спросил Ги де Лорен.

- Севастополь - позор русского царя, а не народа.

- Так... - тихо сказал доктор и вдруг встал из-за стола. Посмотрел в упор: - Выкладывайте! На кой черт вам наша Гвиана? Зачем вы приплыли сюда? Русский якобинецв гостях у тюремного врача... Отвечайте!

"Пора начинать, - решил я. - Будь что будет!"

И тут, чуть-чуть насмешливо глядя врачу прямо в глаза, я сказал:

- Начистоту? Извольте. Не за травами я приехал. Я приплыл, чтоб найти здесь Вотрена. У Бальзака это имя того, кого называли "Убей смерть", а здесь, в Гвиане, живет настоящий Вотрен. Не книжный.

Ги де Лорен, не спуская с меня глаз, медленно поднес к губам рюмку с вином. Стало тихо...

"Идет игра, - подумал я, - кто кого. Надо держаться. Спокойствие".

- Вотрен? В Гвиане? Вы настаиваете на этом? - Доктор продолжал в упор смотреть на меня.

Я не успел ответить. Дверь резко распахнулась, в комнату вбежал, запыхавшись, негр Сэм:

- Господин! Опять барабаны...

- Стоп! Говори толком, Сэм! Что говорят барабаны?

- Опять лекарство нужно беглому человеку в джунглях.

- Проклятая малярия! - И Ги де Лорен ударил кулаком по столу.

"Беглый человек в джунглях..." - насторожился я. Но бежать он мог только из этой тюрьмы, что стоит здесь, на острове, посреди реки Морони. Так, может быть, этот беглый человек знает Феликса Рамо? Или это и есть сам Феликс Рамо?

- Скажите, доктор, - спокойно спросил я, - что это за беглый человек, что скрывается в джунглях?

- Зачем вам это знать? - спросил Лорен. - Вы врач или не врач?

- Не понимаю.

- Врач не спрашивает о больном, кто он. Врач лечит больного... кто бы он ни был. Даже беглый.

- Идет! Я буду лечить этого человека!.. - воскликнул я, глядя на Ги де Лорена.

- А чем, позвольте узнать? - усмехнулся тюремный врач.

- Хиной! - крикнул я, выйдя из терпения.

- Ага, доктор! Вы захватили с собой вместе с рецептом корня Кортеца еще и хину?

- Да!

- И вы поедете в джунгли?

- Хоть сейчас!

Ги де Лорен не спеша наполнил вином свой бокал. Посмотрел на свет. Пригубил.

- Сэм! Готовь лодку. Будешь проводником. Завтра же в путь.

Итак, я отправляюсь лечить "беглого человека" по имени Ржевусский. Так назвал его доктор Ги де Лорен. Но я убежден: "беглый человек" - это Феликс Рамо.

КТО ЗАКАЗЫВАЕТ МУЗЫКУ, ТОТ И ПЛАТИТ

Порт Кайенна. Борт шхуны "Лютеция"

2 ноября

Дневник Веригина

На следующее утро я пришел к Ги де Лорену. Попрощаться перед отплытием.

- Что это у вас? - спросил доктор. - Альбом? Зачем вы, отправляясь в Гвиану, вздумали везти с собой этот альбом? Что вы будете с ним делать? Уж не думаете ли вы тащить его с собой, чтобы развлечь больного Ржевусского портретами своих родственников?

Мне надо было сказать: "Я догадался, кого вы скрываете под именем Ржевусского. Это и есть Рамо. Альбом этот принадлежит ему". Но я ничего не сказал. Я просто открыл альбом. Повернул ключик. Зазвучала "Марсельеза".

- Занятно! - одобрительно заметил доктор. - В Париже у меня... Впрочем, это неважно. Так вот: все же оставьте-ка эту вещь здесь.

Ги де Лорен взял альбом. Стал его листать.

- Занятно! - повторил он. - Смотрите-ка! Рисунок... кораллы, медузы... и даже радиолярии. Добрый урок художникам и архитекторам. А как ловко сделан ключик! А! Смотрите-ка, коллега Веригин.

- Согласен, ключик хорош, - ответил я. - Но мне от того не легче.

Доктор удивленно поднял глаза от альбома:

- А что вам, собственно, в жизни нужно, кроме целительных трав, ради которых вы притащились в Гвиану?

- Мне нужен ключ...

- Может быть, этот? - сказал весело Лорен, вертя перед моими глазами ключик от альбома.

- ...отмычка к тайне тысячелетней жизни человека, к непреходящей юности, - вот что мне нужно, - не сдержался я.

Лорен поднял брови. Он пристально глядел мне в глаза.

- Занятный же вы человек, мосье Веригин. И давно вы занимаетесь этакой... затеей? Или это игра слов?

- Нет! Тут не игра! Вам, конечно, известно, что одноклеточное существо не знает трупа.

- Да. Оно не гибнет: оно делится себе и делится.

- И, начав с одной клетки, природа создала многоклеточное существо - змею... птицу... человека...

- Допустим.

- Ну вот. И природа, умножая одну клетку в миллиарды раз, где-то нарочно допустила ошибку, припрятала какую-то деталь. Так появилась у человека короткая жизнь. И за нею - смерть. А мне кажется, я нашел подсказ, как вернуть человеку это утерянное тысячелетие.

Ги де Лорен внимательно меня слушал. Альбом играл "Марсельезу".

- Жить тысячи и тысячи лет. Быть бессмертным... Но бессмертие существует. Разве не бессмертны Гомер, Гете, Рафаэль? А ваш Пушкин? Для всего человечества они, конечно, бессмертны. "А для себя?" - спросите вы. По насыщенности своей творческой души, своей фантазии, по напряженности мысли - каждый из них еще при своей жизни, как бы она ни была коротка, прожил в десять, двадцать... сто раз больше, чем простой смертный, дотянувший даже до ста лет. Вот вам другое умножение. Другая арифметика. - Выражение лица тюремного врача стало напряженным. Он в упор глядел на какую-то точку. - Я живу один в этом доме, но на крыльях воображения я облетаю все моря и континенты. За один час я испытываю столько радостей... страданий, сколько Гарпагон, владелец одной страсти скупости, пережил за семьдесят лет. Вот вам, мосье Веригин, моя арифметика бессмертия.

- Довольно! - вскричал я. - Вы врач, натуралист, а рассуждаете, как метафизик. Ведь я совсем не о том, Я мыслю конкретно. Речь идет о реальных годах. Календарных. Рафаэль... Моцарт!.. Да они и до пятидесяти лет по дожили! А им да и каждому человеку надо бы жить действительные, календарные тысячелетия. Понимаете? Тысячелетия...

Доктор Лорен постучал согнутым пальцем с большим перстнем по альбому:

- Эти, что ли, простейшие научат меня, как стать бессмертным? Скажу просто: не хочу быть амебой. Хочу быть самим собой. За мою многоклеточность, за радость жизни природа взыскала с меня тысячу лет. И правильно сделала. Смерть неотъемлемая принадлежность жизни. Должен же я расплатиться за радость мышления и страданий, за радость творчества, за ощущение величия всего своего многогранного существования.