Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры

В заключение свадебной церемонии молодых увенчали роскошными головными уборами из львиных хвостов и страусиных перьев, трижды обвели вокруг всей деревни и заставили поклониться тотемному столбу.

Едва войдя в просторную, недавно построенную хижину, в которой ей отныне предстояло жить, Верка сбросила босоножки и присела на корточки – сил не было даже на то, чтобы добраться до застеленного мягкими шкурами ложа. Муж ее, которому она еще и в глаза взглянуть не успела, присел сзади, как будто только этого и дожидался, и безо всяких околичностей приступил к тому, ради чего, в принципе, браки и совершаются.

Верка, понятное дело, отдавала себе отчет, что подобное развитие событий неминуемо, но она никак не ожидала, что это произойдет столь внезапно. Мужчин она ничуть не боялась, давно привыкнув стойко сносить все их прихоти и сумасбродства, но тут даже ей стало немного не по себе – то, что делал с ней этот пахнущий потом, пылью и кислым молоком молодой негр, разительно отличалось от всего, к чему она успела привыкнуть, кочуя от одного любовника к другому. Возможно, впервые в жизни Верка ощутила себя не половой разбойницей, умело и хладнокровно выстраивающей чувственные ловушки, а жертвой. И надо сказать, в этом состоянии имелась своя прелесть. Она и так не собиралась сегодня чересчур усердствовать – ведь глупо усердствовать перед мужиком, который и без того принадлежит тебе по закону, пусть и первобытному, – ну а тут на нее просто истома какая-то напала.

Верка сомлела, зажатая в тисках горячего и страстного тела. Самой себе она казалась нежной бабочкой, которую усердный ботаник раз за разом насаживает на острие булавки. В этих ее новых ощущениях было столько томительно-сладостного, мазохистски-притягательного и желанного что, наверное, единственный раз за всю свою бурную карьеру призовой трахалыдицы Верка из рассудочного и лукавого человека превратилась в похотливо мычащее, бесстыдное животное.

Факел, долго тлевший на сыром ветру и дававший вместо огня лишь одну его видимость, внезапно вспыхнул. Став женщиной в смысле физиологическом еще в ранней юности, Верка стала женщиной в смысле чувственном только сейчас.

Откинув голову назад, она в знак благодарности лизнула Мбори в скулу, и тот ответил ей такой же звериной лаской.

Позже, когда все это окончилось – окончилось так нежданно-негаданно и так страшно, что и много лет спустя на сердце продолжала ныть незаживающая рана, – Верка поняла, что более светлого периода в ее жизни, чем замужество с Мбори, просто не существовало.

Она звала его Борей, а он ее никак не звал. Он вообще был удивительно молчалив даже для воина саванны. А в общем-то, слова им были и не нужны. Все прошлое как бы исчезло для Верки, все мелочное, суетное и пошлое сошло с нее, как сходит пленка грязи с человека, нырнувшего в горячий источник. Как свободные и сильные звери, они жили только самыми простыми и самыми сладостными потребностями – ели когда хотели и сколько хотели; спали, пока не пропадало желание спать или не появлялось желание любить; любили друг друга досыта, любили, как самые первые люди на земле, не зная ни греха, ни стыда, ни сомнений. Какое значение могли иметь для них слова? Прикосновение рук, безмолвные сигналы глаз, сообщность тел хранили мудрость, куда более древнюю и глубокую, чем человеческая речь.

Он охотился на зверей и сражался с врагами, она готовила для него еду и грела постель. Она научила его целоваться, а он ее – стрелять из лука. Вокруг продолжали умирать люди, горы коровьих трупов загромождали подходы к водопоям, стервятники выклевывали у павших животных одни только глаза, по саванне шныряли чужаки: желтолицые всадники на низкорослых злобных лошадках, закованные в железо рабы распятого бога, спецназовцы в пятнистой, как шкура леопарда, одежде, чье оружие, изрыгая огонь, метало убийственное железо на тысячи шагов, – а они словно не замечали ничего этого.

Она объяснила ему, что согласна ходить голой, но только в своем жилище, а на людях должна одеваться сообразно обычаям родины. На следующий день он добыл для нее целую охапку одежды, начиная от трусиков и комбинаций, кончая вечерними туалетами и меховыми манто.

Осмотрев вещи, некоторые из которых еще хранили тепло их бывших владелиц, Верка строго-настрого запретила Мбори грабить белых людей. Тогда ярость и силу воинов саванны познала далекая Кастилия и еще более далекая Степь. В их доме появились тончайшие шелка и замша, золотая посуда и жемчужные украшения, драгоценный фарфор и пушистые ковры. Стрела степняка насквозь пронзила сердце старого вождя, и Мбори занял его место. Кроме Верки, у него было теперь двенадцать жен, но ни одна из них даже не смела поднять глаза на властелина. За трапезой им прислуживал только маленький Килембе, усвоивший еще две песни: «Пусть всегда будет солнце» и «Катюшу».

Теперь они спали в обнимку на пуховой постели, судя по вензелям, ранее принадлежавшей графине Лусеро, и накрывались душистыми льняными простынями, взятыми в каком-то разграбленном монастыре. В одну из таких ночей, столь же мутно-серую, как и день, Верка окончательно убедилась в том, о чем уже довольно давно подозревала: она забеременела.

Счастье мешало ей заснуть, и она принялась тормошить мужа, чтобы поделиться с ним этой радостной вестью. Мбори еще бормотал что-то во сне и лениво отмахивался от нее рукой, когда снаружи приглушенно стукнул выстрел, и над крышей, крытой пальмовыми листьями, как привет от родного народа, раздалось явственное «тиу-у».

Тут же со всех сторон загрохотало так, словно на деревню обрушилась горная лавина: грозно, совсем в ином ритме, чем на свадьбе, застучали барабаны, дробно, как швейные машины, затрещали автоматы, забухали взрывы гранат.

Мбори вскочил с постели, одним прыжком достиг дверей, из пирамиды копий выхватил самое тяжелое – и был таков, даже попрощаться не успел. Верка как была голышом, так и бросилась вслед за ним, но на пороге задержалась – негоже старшей жене вождя показываться в таком виде на людях.

Цепочка трассеров, как сверкающие струи горизонтального дождя, падали на деревню. Ворота, разнесенные взрывом гранаты в щепки, зияли пустотой. Несколько хижин уже горело – Верка даже удивилась сначала, как это может гореть глина пополам с лозой, но потом вспомнила, что ее современники весьма поднаторели по части изготовления всяких зажигательных смесей.

Вот так ее прошлая жизнь возвестила о своем возвращении – ревом пожаров, смрадом огнесмеси, лаем автоматов, теньканьем пуль.

Судя по звукам боя, деревня была окружена со всех сторон. Оставалось загадкой, как сумели враги миновать дозоры, регулярно высылаемые Мбори в саванну.