Люциус Шепард - Жизнь во время войны

– Убью, сука! – пригрозил он валявшемуся на земле бородачу. – Только тронь, убью!

– Во, дела, – воскликнул у него за спиной Кофе.– Да мы, никак, тигра за хвост поймали.– Голос звучал весело и сардонически, но когда, обернувшись, Минголла увидел, как сержант улыбается – жестко и оценивающе,– он понял, что ошибся.

Каждые полчаса шагавший рядом парень щелкал под носом у Минголлы серебристую ампулу, и вскоре сознание пленника отяжелело от необузданной ярости, как будто все его мысли застыли плотным комком пластиковой взрывчатки. Он изо всех сил пытался как-то повлиять на этих людей, но ничего не получалось. И дело было не только в ментальных трудностях, Минголла просто не мог как следует сосредоточиться. Во-первых, пробираясь сквозь заросли, он слишком отвлекался, а во-вторых, навязанный наркотиком образ мистического бойца как-то не складывался с влиянием, оно казалось нечестным. Вместо того чтобы продолжать попытки, Минголла выдумывал планы побега один другого кровавее. Острота чувств сбивала с толку, и прошло немало времени, прежде чем он научился разбираться в запахах и звуках – препарат бил в голову так сильно, что Минголла сомневался, не галлюцинации ли это. Трудно было, к примеру, поверить, что барабанную дробь у него в груди выбивает его собственное сердце, а тонкий прерывистый свист в ушах – на самом деле крики летучих мышей, что мелькали в лунном свете хэллоуиновскими силуэтами. Поэтому-то, почувствовав в первый раз где-то рядом Дебору, Минголла не придал этому значения. Однако ощущение не ослабевало, а один раз, потянувшись сквозь темноту туда, откуда оно, как казалось Минголле, исходит, он совершенно точно зацепил край ее сознания – знакомое возбуждение электрического контакта и особенный оттенок мыслей, в которых – не важно, что он не касался их раньше, по крайней мере сознательно, – он сразу угадал Дебору. Но в следующую секунду она или включила блок, или ушла из зоны досягаемости. Что она тут делает? – недоумевал Минголла. Следит за ним? Если да, то неужто знает о задании? Почему бы ей тогда не устроить засаду. А может, подумал Минголла, ему просто почудилось.

Они вышли на большую круглую поляну, поросшую папоротником и окруженную гигантскими фигами и секвойями; кроны сходились не очень плотно, и поляна напоминала мутноватый аквариум, в хилом придонном течении которого копошились странные пернатые твари. На стволах висели человекоподобные фигуры, но в полумраке было не разобрать какие. Минголлу бросили на землю и оставили на попечение единственного охранника, остальные пятнадцать человек уселись в центре поляны. Часовой заставил Минголлу вдохнуть еще пару ампул, теперь тот лежал на спине и в безмолвной ярости возился с веревкой. Приглушенные голоса людей, писк комаров и мягкий ветер сливались в затихающий гул, Минголла злился все больше еще и оттого, что в этом несуразном месте кто-то осмелился решать его судьбу.

– Толку-то развязываться, – заметил часовой. – Все одно поймаем. – Это был лысый мужик с густой рыжеватой бородой и болтавшимся на шее треугольным зеркальцем. – Не, у старого сержанта не сбежишь. Давненько ждет знака, и сдается мне, ты этот самый знак и есть. Минголла удвоил усилия.

– Может, он перепутал, никакой я не знак. Бородач презрительно рассмеялся.

– Сержант не путает. Есть знак – он читает. Чтоб кто распознал лучше сержанта – не бывало такого.

– Теперь будет. – Минголла решил провести охранника. – Знаешь, для чего я сюда пришел?., сказать, как надо, куда идти, в общем.

Часовой опять засмеялся, на этот раз слегка надтреснуто, поднял зеркальце и направил себе в лицо лунный луч.

Когда веревка начала поддаваться, появился Кофе, отпустил часового и присел на корточки рядом с Минголлой. Затем сказал, втянув сквозь зубы воздух так, что получился клейкий ноющий звук:

– Никогда не думал об Эдеме, Дэвид?

Тоска в голосе Кофе – он точно всерьез скорбел о первородном грехе – приглушила Минголлину ярость, и он не нашел, что ответить.

– В газете как-то писали, – продолжил Кофе. – Эдем, говорят, в Антарктиде был. Все, говорят, нашли – ягоды, корни, – тыщу лет прошло. Вроде как змей обделал с Евой свои дела, живая сила вытекла, вот все и позамерзало. Как думаешь, правда?

– Не знаю.

Минголла попытался повлиять на Кофе, но ничего не вышло. Видимо, самми что-то делал с электрической активностью мозга, и синхронизация не срабатывала, даже если сам нанюхаешься.

– Вот и я не знаю. Кто ж газетам верит? Про политику-то они вон какую херню печатают.– Кофе щелкнул ампулу и втянул пары. Оглянулся на поляну. Там осталось три человека.

– Где твои люди? – подозрительно спросил Минголла.

– В патрулях. – Кофе хрустнул костяшками.– Так вот, про политику... Бля! Полное ж говно! Сам не докопаешься – хрен чего узнаешь. Половина первых леди – мужики в юбках. Смотреть же страшно. Уродины! Прикинь: был бы ты президентом, неужто б не нашел себе бабы получше, чем эти старые кошелки? Точно тебе говорю: президенты – все пидоры... у них там свое пидорское общество, только никто не знает.

– Я тоже не знаю,– сказал Минголла, силясь установить мысленный контакт.

– Да откуда тебе знать-то? А мне вот откровение было. Только ему и верю. – Кофе тяжело вздохнул, словно давно постиг этот огромный мир и все его неразрешимые проблемы. – А у тебя откровения бывают, Дэвид?

– Это смотря что понимать под откровением.

– Если смотря что понимать, значит, не бывает. – Кофе почесал бороду. – Ты веришь в чего-нибудь... ну, в высшую силу?

– Нет, – ответил Минголла, – не верю.

– Веришь, однако, Дэвид. Ты ж у нас человек плана – нет бы сесть да поразмыслить, что к чему, – занят слишком. А когда не будешь занят, тогда и жди откровений. – Кофе опять обвел глазами поляну, в бледном свете вырисовывался его линкольновский профиль. – В то и веришь, Дэвид. В то, чтоб поскорее и без веры.

Трое в середине поляны сидели спокойно и безмолвно, как пророки за медитацией, – тени в центре млечной сферы и пронизывавшая всю эту картину мистика на миг убедили Минголлу, что Кофе прав в своих построениях и откровение уже произошло прямо в середине этого света.

– Знаешь, кто в «Изумруде» человек плаца? – спросил Кофе.– Я. И коли так посмотреть, то негоже мне тебя судить, ты сам мне суд. Видать, мозги в последнее время хреново чистил да и на работу забил. Видать, ты ко мне с проверкой, вот и славно.

– Какая еще проверка?

– Клыки и когти, Дэвид. Клыки и когти. – Кофе достал из кармана горсть ампул и ссыпал их горкой на землю. – Твои снаряды, Дэвид. Вертайся спиной, руки развяжу.

– Может, объяснишь сначала, что происходит? – сказал Минголла.

Кофе перевернул его и разрезал ножом веревку.