Юрий Брайдер - Особый отдел и око дьявола

— Наверное, в зоны военных конфликтов? — вставил Цимбаларь.

— Ну конечно. Дело опасное, но прибыльное. Не всякий за него возьмётся. Кроме украинцев, у нас других конкурентов не было. Туда возили оружие, обратно — золото и алмазы. Одно время у нас даже свой офис в Луанде был. Благодаря этому отдали долги, стали понемногу богатеть. В конце концов учредили два рейса в Париж. И длилась эта распрекрасная жизнь до тех пор, пока на нашем счету не скопился миллион долларов. Тогда зачастили к нам разные комиссии. Налоговики, экологи, пожарники, авиационная инспекция, прокуратура. Посыпались штрафы и санкции. То пятьдесят тысяч, то сто, то семьдесят. Короче, разорили нас за полгода. Счёт арестовали. А тут ещё в Анголе разбился наш лучший самолёт. Страховая компания платить отказалась. Закончилось всё тем, что из-за отмены рейса в Париж нам пришлось покупать пассажирам билеты за свои кровные денежки. Самолёты у нас отобрал суд, и сейчас они благополучно догнивают на каком-то запасном аэродроме. Вот я и решил вернуться в родные края. Сейчас в райпотребсоюзе ведаю завозом товаров в отдалённые посёлки. Дружок преподаёт в школе военное дело.

— Неужели в небо не тянет?

— Ещё как тянет! Когда уже совсем невмоготу отправляюсь в гости к вертолётчикам. Они тут по соседству стоят. Полетаю часок — и уже на душе легче... Правда, они за горючее бешеные бабки дерут. А я в общем-то, далеко не богач.

— Неужели на чёрный день ничего не осталось? — полюбопытствовал Цимбаларь. — Ведь такими деньжищами ворочали!

— Кривить душой не буду, кое-что в загашнике, конечно, имеется, — честно признался Петрищев. — Но это даже не на чёрный день, а скорее на собственные похороны.

— Да вы ещё прекрасно выглядите! — заверил своего попутчика Цимбаларь. — В ваши годы жениться надо, а не о смерти думать.

— Это только видимость, — покачал головой Петрищев. — Лётчики на пенсии долго не живут. Особенно те, кто служил в истребительной авиации. При маневрировании на сверхзвуковых скоростях возникают такие перегрузки, что мышцы отслаиваются от костей, а все внутренние органы смещаются. Не очень-то приятно жить, когда сердце давит на диафрагму, а почка — на мочевой пузырь. Что бы там ни сочиняли поэты, но человек рождён для неторопливой ходьбы, а отнюдь не для полёта.

— Совершенно с вами согласен, — сказал Цимбаларь. — Я сам не люблю летать на самолётах. Чтобы не паниковать в воздухе, заранее напиваюсь и преспокойно сплю в кресле до самой посадки.

— Вы подали хорошую идею! — Петрищев наклонился к рюкзаку, лежавшему у его ног. — Не пора ли нам пропустить граммов по пятьдесят?

— Конечно, пора, — согласился Цимбаларь, ощущая себя вольной птицей, которую завтра никто не посмеет упрекнуть запашком изо рта и опухшей рожей.

Всем, в том числе и водителю, снова налили на донышко. Закусив строганиной (кусочками мёрзлого мяса, обильно сдобренного солью и перцем), Цимбаларь не без задней мысли произнёс:

— Не помянуть ли нам покойного Витьку Чалого'? А то не по-христиански получается. Душа человеческая уже три месяца как отлетела, но никто о ней даже доброго слова не сказал.

— Помянем, — кивнул Петрищев. — Почему бы не помянуть... Хотя праведником его назвать никак нельзя. Однажды со склада ящик олифы спёр. Пусть бог простит все его прегрешения.

— Это ещё разобраться надо! — осушив кружку, возразил Цимбаларь. — Может, он строиться хотел? Или ремонт в родительском доме сделать? Какой же здесь грех?

— Да нет. Пропил он олифу за десятую долю номинальной стоимости.

— Кто из нас не без греха... А верно говорят, что жители Чарусы поклоняются идолам? — Цимбаларь, совмещая приятное с полезным, решил выудить из собутыльника кое-какую информацию.

— Ты эти шофёрские байки меньше слушай! — После второй кружки просто нельзя было не перейти на «ты». — Троице они поклоняются, как и все православные люди. А ещё Пресвятой Деве, архангелам, апостолам и всем святым. Я сам в ихней церкви регулярно свечку ставлю. И завтра поставлю. А то, что у некоторых прихожан припадки случаются, так это скорее от чрезмерного усердия в вере.

— Короче, деревня нормальная?

— Самая нормальная...

Петрищев замолчал и уставился на ползущие впереди тракторы. Снегопад уже прекратился, и на несколько минут из облаков даже выглянуло багровое закатное солнце.

— Я вот что тебе скажу, — слегка изменившимся голосом произнёс Петрищев (по-видимому, алкоголь окончательно одолел ослабленный перегрузками организм отставного лётчика). — Места здесь глухие. Славяне сюда только в четырнадцатом веке пришли, а до этого жили так называемые финно-угорские племена. Моя бабка, например, чистокровная коми, по-старому — зырянка. Помню, рассказывала она старинную легенду. А может, сказку... Много-много лет тому назад, когда Новгорода ещё и в помине не было, в здешних краях жили одни зыряне. В самой глухомани, там, где сейчас находится Чаруса, стояло капище бога Омоля. Слыхал про такого?

— Конечно, слыхал! — Цимбаларь икнул. — И даже ел его на Байкале. В солёном виде.

— Ты омуля ел. Рыбу из рода сигов, — Петрищев ничуть не обиделся. — А я говорю о языческом боге Омоле, иначе называемом Кулем. В зырянской мифологии он считается олицетворением зла, создавшим множество нечистых тварей, но заодно и человека. Его главный враг — родной брат Ен, проживающий на небесах. Он олицетворяет добро — в понимании зырян, естественно. Ен слеп и глуп, но телесен. Омоль, наоборот, зряч и хитёр, но собственного тела не имеет. Обычно он в образе лягушки живёт в болоте рядом с капищем. Оно, кстати, до сих пор так и называется — Омолево болото. Бабка моя лягушек никогда не обижала и нам не позволяла. Однако сам понимаешь, что от лягушки, даже божественной, толку мало. Кваканьем небожителей не запугаешь. А у Омоля планы были грандиозные, можно сказать космические. Желая устроить братцу Ену очередную каверзу, он вселялся в людей, приходивших поклониться ему. Один человек становился его ухом. Другой — кулаком. Третий — пяткой. Четвёртый — локтем, и так далее. Но что может ухо без остальных частей? Или пятка без ступни и щиколотки? Для того чтобы обрести желаемую силу, Омолю нужны были сотни, а то и тысячи людей. И вот тогда человек-ухо начинал слышать за сто вёрст, человек-кулак одним ударом убивал быка, а люди-ноги бежали быстрее ветра.

— Куда бежали? — с пьяной серьёзностью поинтересовался Цимбаларь.

— А куда угодно! Хоть на край света. Однажды Омоль так возгордился, что полез на небо за солнцем. Он сумел отломить одну половинку, но под страшной тяжестью рухнул на землю и расшибся. Воспользовавшись этим, добрый бог Ен затоптал всех зырян, имевших отношение к сердцу Омоля. Половинки солнца благополучно соединились, а люди, из которых состоял поверженный бог, рассеялись по лесам и болотам, но не утратили своих чудесных свойств. С тех пор неприкаянные осколки божественного тела никак не могут найти себе покоя, и это проклятие передалось их потомкам. Явственней всего оно проявляется в Чарусе, некогда являвшейся обителью Омоля. Отсюда все душевные расстройства, припадки, самоубийства и бессмысленные преступления.