Юрий Брайдер - Особый отдел и око дьявола

— Как профессионал, скажу вам одно: видать, лопухнулось гуннское ведомство, отвечавшее за безопасность первых лиц государства.

— Не в этом дело, — возразила Изольда Марковна. — Кримхильда жаждала мести всеми силами своей души. А уж если женщина хочет...

— Не знаю, как у бургундов, а у нас, гуннов, говорят так: хотеть не вредно, — Цимбаларь бочком двинулся к двери. — Извините, что побеспокоил. До свидания.

— До скорого свидания, — многозначительно произнесла заезжая фольклористка, и недоброе предчувствие опять кольнуло его.

В кухне, которую по пути из горницы к сеням никак нельзя было миновать, Цимбаларя уже поджидала Валька Дерунова, как никогда прежде напоминавшая гранату с вырванной чекой.

— Привет, друг ситный, — сказала она, сверля его ненавидящим взглядом. — Чего заявился? Под меня копаешь?

— Только мне и забот, что о какой-то торговке, — холодно ответил он. — Лютуй себе и дальше. Как говорится, на сердитых воду возят. Но, если не хочешь неприятностей, рекомендую незамедлительно приступить к работе или получить у фельдшера документ о временной нетрудоспособности.

— А если не открою магазин, что ты мне сделаешь? — Ни о каких публичных извинениях Валька, слава богу, больше не заикалась. — В кутузку посадишь?

Над этой проблемой Цимбаларь ещё не задумывался, но ответ родился сам собой, как бы даже помимо его воли:

— Создадим общественную комиссию, в присутствии понятых вскроем твой магазин, произведём снятие остатков, а потом перепоручим торговлю специально назначенному лицу. Недостачу, естественно, погасим за твой счёт.

— Ни одна живая душа не посмеет меня заменить! — выкрикнула Валька, явно рассчитывая на солидарность домочадцев. — Умойтесь!

— Не обольщайся, Валентина Николаевна, — заверил её Цимбаларь. — Свято место пусто не бывает. Уж я-то об этом позабочусь. Только вилами грозить мне больше не надо. Я твои добрые пожелания до гробовой доски помнить буду и при первой же возможности проинформирую о них районную прокуратуру.

Валька хотела сказать ещё что-то, но он, хлопнув дверью, уже покинул негостеприимный дом.

Опять его понесло куда-то, словно закусившего удила жеребца. Однако идти на попятную было уже поздно.

Отца Никиту он застал на церковном дворе, где тот наблюдал за прихожанами, расчищающими снег.

— Это напоминает мне древнегреческую притчу о царе Сизифе, — сказал Цимбаларь, ловя в рукавицу падающие снежинки. — Как ты только ни вкалывай, а работы меньше не становится.

— Христианство не нуждается в языческих аллегориях, — ответил священник. — Григорий Богослов по сходному поводу выразился совершенно иначе. Одному земледельцу, отчаявшемуся от непосильного труда, он сказал: «Прилежно делай своё дело, даже если ты не видишь в нём никакого смысла. Верь, что его плодами когда-нибудь воспользуются твои потомки. Всякая созидательная работа угодна богу».

— Хорошо сказано, — кивнул Цимбаларь. — Хоть сейчас можно процитировать с самой высокой трибуны.

Священник между тем продолжал:

— Слушая меня, вы, наверное, подумали: «А что же он сам не трудится, а стоит сложа руки». Но на то есть свои веские причины. Священнический сан запрещает мне заниматься чем-то иным, кроме служения Господу. Война, торговля и труд не для нас. Например, до церковной реформы семнадцатого века монахи носили мантии без рукавов, что символизировало отрешение от физических трудов в пользу подвигов духовных. Протопоп Аввакум, обвиняя своих врагов в попрании традиций, даже говорил: «А те рукава вы понаделали для блудной похоти...»

— Уместно ли вам повторять слова знаменитого раскольника? — поинтересовался Цимбаларь. — Насколько мне известно, государственная церковь прокляла его.

— Но ведь никто из смертных, кроме вас, меня не слышит, — лукаво улыбнулся священник. — А Господу протопоп Аввакум дорог в той же мере, что и его злейший враг патриарх Никон. Оба они радели за веру, только по-разному... Вы ко мне по делу?

— Да. Хочу обратиться к вам, так сказать, как к высшему духовному авторитету. Кто является в Чарусе властью? Неужели только староста Ложкин?

— Конечно, нет. Имеется ещё совет местного самоуправления, членом которого, кстати говоря, являюсь и я. Но он уже давно не собирался... А вы, похоже, ведёте дело к свержению существующей власти?

— Наоборот, к её демократизации... Где могут находиться документы этого совета?

— Наверное, в бывшей колхозной конторе.

— Вы не против, если я на некоторое время отвлеку от работы Бориса Ширяева?

— Отвлекайте, — милостиво разрешил священник. — Работник он, прямо скажем, никудышный. Одна рука не заменит две даже при всём его старании.

Староста Ложкин, вызванный лёгким на ногу Борькой, открыл нетопленую колхозную контору и безропотно выдал Цимбаларю тоненькую папку, в которой хранился список членов совета местного самоуправления и протокол заседания годичной давности.

Кроме самого Ложкина в совет входили мастер сыродельного цеха Страшков, священник отец Никита, пышногрудая заведующая фермой и самый старый житель Чарусы, ветеран трёх войн, столетний Астафий Мальцев. Двоих членов — участкового Черенкова и учительницу Решетникову — следовало считать выбывшими по причине смерти.

Ознакомившись с документацией, на что ушло не больше пяти минут, Цимбаларь велел Борьке вызвать в контору всех ныне здравствующих членов совета. а для кворума пригласить также фельдшера и новую учительницу.

Пока Борька рыскал по деревне, Ложкин сидел с пришибленным видом и боялся даже слово проронить. Цимбаларю было очень неудобно перед ним, но для того, чтобы расточать милости, сначала следовало показать клыки.

Вскоре прибыли все приглашённые, кроме Мальцева, которого на днях разбил паралич. Во вступительном слове Цимбаларь заявил, что в честь двадцатилетнего юбилея хартии европейского самоуправления и в свете дальнейшей демократизации общества пора возродить деятельность местного совета, а первым делом доизбрать недостающих членов. Вместо безвозвратно выбывших Черенкова и Решетниковой он предложил себя и Лопаткину, а вместо состарившегося Мальцева — Кондакова.

Это предложение прошло единогласно. Следующим пунктом в повестке дня стоял вопрос о недостойном поведении завмага Деруновой, третий день подряд игнорирующей свои непосредственные трудовые обязанности. К зарвавшейся торговке предлагалось применить самые строгие меры: отстранить от работы, провести в магазине внеплановую ревизию и временно назначить другого продавца.

В прениях выступил один только сыродел Страшков, предложивший объявить Деруновой последнее предупреждение.

— Я её уже сколько раз предупреждал! — дуя на замёрзшие руки, отозвался Цимбаларь. — Как с гуся вода.