Евгений Филимонов - Время льда и огня

Или:

— Для просмотра Темной стороны нет никаких других средств, кроме инфракрасной оптики, недоумки. Вон в зажимах два насадочных комплекта, улавливают тепло зажженной спички на расстоянии три тысячи километров — это не волам хвосты крутить!

Я дал себе слово при первом же удобном случае показать надменному блондину, как горько он ошибается относительно нас, и не столько из-за себя — я по природе необидчивый, — сколько за старину Эла, которому он по интеллекту в подметки не годился и над которым издевался как над пленным врагом. К слову, на Галакси никто, кроме этого самого Рика, не выказывал нам открытой вражды, разве что некоторую холодность, но ее-то легко было понять: каждый у всех на виду, контакты с: чужими и так далее. Один Рик демонстрировал это явно и сам напрашивался на неприятности.

А пока что мы метр за метром просматривали плывущий внизу ландшафт — то бесконечные барханы, то черную пустыню ледника с редкими вкраплениями стойбищ ночников. Так шли часы и дни.

И вот однажды (о, небеса, это мне снится!) сквозь облачные разводья над Терминатором, сквозь обычную дымку, которую я уверенно осадил светофильтром, внизу проплыл знакомый фольварк, приземистый усадебный дом с мансардой, денник с выгулом — там даже кружилась одинокая лошадь на лассо, — лужайка перед верандой, где, я могу поклясться, виднелась… Но тут стремительно наползла облачная гряда и накрыла мой родной дом. Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и с минуту сидел молча, не обращая никакого внимания на брюзгу Рика.

— Что случилось? — наконец спросил Наймарк, закончив менять оптику, — мы как раз начинали вхождение в темную зону.

— Только что я видел свой дом, двор… Мне показалось, даже тетушку Эмму в шезлонге на газоне…

— Какое счастье, — спустя некоторое время заметил Наймарк, — увидеть свой дом хотя бы так, с высоты в четыреста с лишком километров, убедиться, что он на месте и там идет жизнь, — какое счастье. Мне вот такое и не светит, Петр… Мое жилье — это жалкая клетушка глубоко под землей, рядом с тысячами таких же. У меня никогда в жизни не было настоящего дома…

Я отдышался и снова приник к окулярам, хотя Рассветная зона заканчивалась, узким серпом заворачивалась за край горизонта; наползала темно-серая туша ледника с искорками озер у линии таяния. В самом деле, Наймарку и о таком мечтать невозможно — растерзанное, несчастное поколение…

В тот вечер после дежурства я долго не мог заснуть: перед глазами все время проносился, словно заветный кадр, наш фольварк. Интересно, где был в тот момент Полковник? Скорей всего, в полях. Какая жалость, что не сделал запись, подумалось запоздало. А потом: может, и лучше, что не сделал, травил бы себе сердце каждый раз при просмотре.

Затем я забылся, заснул, и мне приснился все тот же кадр, однако снизу, с высоты человеческого роста. Мы с Полковником выводили коней из денника, и знакомый всей округе армейский картуз его ярко зеленел на солнце, на фоне дальних дождевых туч…

— Нужно менять принцип поиска. Девять десятых — что лаборатория в центральной части Солнечной стороны, совершенно не освоенной южанами. Это каменистая пустыня с барханами, которые, как известно, образуют непрерывно меняющийся пейзаж: где сегодня ровное место, там назавтра дюна. А меня, к примеру, больше интересуют мегаполисы южан.

Наймарк закончил свою тираду и выжидательно посмотрел на нас. Пока все молчали, только Рик покрутил своей белобрысой башкой и ухмыльнулся снисходительно: мол, мало того, что им доверили аппаратуру, так еще и дали свободу слова. Норма молча вертела в руках схему поиска, где уже полно было перечеркнутых, отработанных участков.

Надо сказать, что мегаполисы южан, вернее, их внешние признаки можно легко заметить с Галакси — нескончаемые плантации вытяжных вентиляционных труб в море обтекающего их песка, длинные пунктиры из таких же вытяжек вдоль всех трасс, соединяющих мегаполисы под землей. Часто видны были и решетчатые поля теплообменников, из которых вода, обращенная в перегретый пар, шла на бесчисленные лопатки турбин. Доселе мы пролетали над мегаполисами равнодушно, зная, что ни один из них не дотягивается своими щупальцами до той потенциальной области в центре сияющего диска, где мы все предполагали лабораторию.

Не дождавшись нашей реакции, Наймарк продолжал:

— Мы работаем примерно по той же канве, которая принесла успех в случае с клиникой. Однако не следует забывать, что тогда мы имели дело с территорией, почти не затронутой ледником, сохранились даже наземные здания. А здесь совсем другая ситуация: ледник прошелся по лаборатории многократно и начисто снес все, что находилось на поверхности…

— Ну, и что? Нет никаких перспектив поиска? — Норма аккуратно сложила листок-схему и сердито уставилась на старину Эла. — Ведь что-то наверняка осталось, какие-то очертания фундаментов. Вон у нас какие прекрасные снимки лаборатории — куда лучше, чем материалы по клинике!

Наймарк снял очки и протер их. Затем опять водрузил на место. Он явно не торопился сообщить свою идею — возможно, сам не был вполне уверен в ней.

— Остатки фундаментов мы встречаем почти везде, где только наверх выступает первичная, свободная от барханов поверхность, в основном это фрагменты, которые невозможно идентифицировать… Но основная проблема даже не в этом. Если на Темной стороне главная трудность была в том, что там все покрыто льдом и снегами, то здесь это массы песка. Огромные песчаные моря, медленно перемещаемые ветром. Угадать что-то под ними, даже при хорошей видимости, — проблема огромной сложности, тем более что видимость часто полностью отсутствует…

Абсолютно верно. Часто мы вынуждены были даже прерывать работу над заданным районом из-за того, что песчаные бури внизу совершенно затягивали обычно четкую, контрастную картину Солнечной стороны однородной белесой пленкой.

— И что же вы предлагаете, Эл? — наконец спросила Норма.

Наймарк еще помедлил; мне казалось, что он борется с чем-то в себе.

— Дело в том, — наконец начал он, — что там, внизу, по роду своих занятий я соприкасался довольно близко с некоторыми службами, со мною советовались по многим вопросам, в частности одно время разрабатывался план — пробиться к шахте лаборатории скрытно, под поверхностью…

Он вытер платочком лоб. Очевидно, в этот момент он считал себя самым последним предателем. И тем не менее продолжал:

— По моим предположениям, этот план подлежал осуществлению еще года два назад, и, зная достаточно моих соотечественников, я думаю, они его должны были уже осуществить. Само же расположение шахты на местности…

— Ну! — вырвалось у меня.