Евгений Филимонов - Время льда и огня

Сменившись, я специально зашел к Рику — да, сомнительные цифры держались. Совсем расстроенный, я направился домой, в нашу каютку, в наш миниатюрный рай, из которого нас — уж сколько раз в истории такое бывало! — могли изгнать в любую минуту. Норма была уже там. Она тут же прильнула ко мне; я рассказал о наблюдениях Рика, о собственных предположениях. К моему удивлению, Норма приняла все спокойно.

— Если нас отсюда выставят, то самое подходящее место — Темная сторона.

— Мне понравилось это «нас». Ты вовсе не в ответе за мои грехи, ты можешь спокойно оставаться дома.

Норма потрепала меня по загривку:

— Да нет, уж видно, такая моя доля — быть с тобой, что б ты там ни устроил. Думаю, Курата не будет нашим палачом, хотя вряд ли он желал такого исхода.

— А задуматься — кто вообще хотел такого, кроме нашего ветерана? Все добивались контроля над установкой только для шантажа остальных. Теперь шантаж кончился.

— Шантаж кончился, да. Но, худо-бедно, люди уже пообвыклись с таким положением, а теперь — снова та же круговерть, тот же ледник, перепаханные страны, сломанные жизни… И, я так думаю, это — конец южан. Для ночников ледник — дом родной, а для мегаполисов это сверхкаток, он их расплющит.

— Пойми, это ведь каток и для Терминатора!

В дверь постучали — это был посланник Кураты. Я похолодел. Но он произнес лишь:

— В центр связи, на разговор. Свобода общения.

Свобода общения! Значит, Курата не собирался меня карать. Значит…

Но все эти соображения отступили, когда насупленный Вольф снова вручил мне трубку, а сам демонстративно отошел в другой угол.

— Петр!

— Да, Эл.

— Петр, кажется, получилось. К этому я шел всю жизнь…

Странные звуки донеслись из трубки. Я сказал:

— Успокойтесь, Эл. Лучше давайте подумаем, как вам оттуда выбраться.

На том конце было слышно, как он высморкался и вздохнул.

— Нет, никуда отсюда я уже не двинусь. Я сделал свое дело и больше уже ни на что не гожусь. Я останусь здесь…

— Бросьте городить чепуху, у вас есть обратный путь — наверх и по трассе. Там, авось, проскользнете незамеченным…

Я ни на грамм не верил в свои слова.

— Петр, это все ерунда… Главное — то, что я теперь могу разрушить установку, эту самую «улитку»! Уничтожить возможность мирового террора в зародыше. Как бы тебе попонятней объяснить? Тормозящей частицы нет, она ушла, и установка стала просто горой металла. Больше уже никогда не будет такой угрозы.

— Эл, возвращайтесь! Незачем гробить себя, еще поживете в таком мире, о котором мечтали. Долгое молчание. Затем голос из глубины шахты сказал, превозмогая боль:

— Нет, хватит об этом. Со мной кончено. А ты, Петр, еще увидишь настоящие рассветы, настоящее лето, настоящую землю… Это прекрасно. Вы все поймете, что я старался не зря…

Еще пауза, затем треск и зуммер — спутник вошел в радиотень. Я положил трубку и, не оборачиваясь, зашагал к выходу. Какая-то фраза, невесть откуда взявшаяся, застряла в опустошенном сознании: «А все-таки она вертится! А все-таки она вертится!»

Я пытался вспомнить, откуда она и почему ее звучание так мучительно ассоциируется с чем-то происходящим вот прямо сейчас, и ничего не мог придумать. Скорей всего, образование в нашей средней общественной школе местечка Рысь тоже было на среднем уровне.