Елена Ворон - Ангелы-хранители работают без выходных

Кэт подчинился. Крепко взяв за запястья, Генрих внимательно осмотрел ладони, пальцы, прощупал каждый сустав, каждую косточку. Пальцы у этого доктора были сильные, жесткие, безжалостные. У Кэта появилось ощущение, будто Генрих размышляет, можно ли отрезать у него руки и пришить кому-то другому.

— Так, — изрек он наконец. — Полагаю, вы не склонны ни к дракам, ни к тяжелому физическому труду?

— Не склонен.

— Это хорошо — руки придется беречь. Пересядьте сюда. — Он указал на кресло у стола с приборами. — Отлично. Ладони в эту щель, обе. Глубже, глубже — вот так. Хорошо. Теперь сидите и не двигайтесь. — Он опустил вниз черный переключатель над самой щелью, и рукам Кэта стало тепло, затем это ощущение пропало.

Больше ничего не произошло. Доктор Генрих стоял рядом, облокотившись на прибор с небольшим дисплеем и смотрел, как на экране ползут снизу вверх строчки цифр и символов.

— Попробуйте шевельнуть руками, — сказал он через минуту. — Выньте.

Кэт хотел убрать руки — и не смог. Они были как неживые, словно доктор действительно их отрезал и просто приложил к старому месту. Он резко откинулся назад, и вытащенные кисти безжизненно упали на стол, совершенно белые, мертвые на вид.

— Ну, этого-то не надо, — буркнул Генрих. — Вовсе даже ни к чему.

— Как просили, — отозвался Кэт, стараясь скрыть, что ему не по себе.

Доктор Генрих вложил его руки обратно, запросил какие-то данные, поглядел на дисплей, удовлетворенно хмыкнул и запустил следующую часть программы.

— А вот теперь даже не пытайтесь шевелиться, — предупредил он. — Руки зафиксированы, но все равно не двигайтесь.

Кэт молча сидел, уставившись на два желтых огонька прямо перед глазами. Что бы там ни происходило с руками, он ничего не ощущал, только ноющую боль в груди, Похожую на запоздалое горькое сожаление. Всем своим существом он чувствовал, что против воли неотвратимо погружается в трясину какого-то неизвестного и жестокого преступления, откуда нет хода назад и где контракт заключают бессрочный.

Если бы не Анжелика… Если бы речь шла не о ней, а о нем самом, если бы деньги были нужны для него… Черта с два он бы тут сидел!

Преступные, проклятые деньги. Она же говорила, просила такого не делать. Разве на проклятых деньгах построишь счастье? Разве любовь выдержит такую тяжесть?

И этот несчастный Делано, игрушка впадающего в маразм старика, накачанный наркотиками и бездумно брошенный на ослепляющем солнце. Что с ним было? И еще важнее — что с ним будет? Чего ради Кэту предписано беречь его пуще глаза, даже от вредных мыслей? Господи, зачем все это?

— Ну вот, мы закончили, — оживился доктор Генрих. — Вынимайте руки и сидите, пока полностью не восстановится чувствительность. Можете потереть, шевелите пальцами — все, что угодно. Только ничего здесь не трогайте; я вернусь минут через пять.

Он ушел, а Кэт принялся, как мог, разминать онемевшие кисти. Зачем это? На коже он рассмотрел крошечные розовые точки, словно от встреленных в ткань электродов. Безумие какое-то!.. Неужели это со мной?

Вернулся непоседливый доктор.

~ Так, теперь дальше. С нашим Делано все в порядке. А вам сейчас предстоит кое-чему научиться. Как руки, еще не очень? Тогда продолжайте массировать. Собственно говоря, это для вашей же пользы: способ держать Делано в руках в самом буквальном смысле слова. Нрав у него не подарочек, довольно буйный. Ваш предшественник, отказавшись от контроля, на этом и погорел.

— Что с ним теперь?

— Да так, ничего особенного… Ну вот, друг мой, теперь надевайте эти перчатки. — Сдвинув переднюю панель второй стоящей перед Кэтом установки, Генрих достал лежащую внутри пару перчаток из незнакомого плотного материала, покрытого тонкой желтоватой сеткой, с подведенными к крагам проводками. — Хорошо. Теперь я включаю, и перчатки начинают двигать вам пальцы, а вы запоминаете движения. Как только доведете до автоматизма, так и закончим.

Перчатки, теплые изнутри и плотно охватившие руки, оказались как живые. Они заставляли пальцы шевелиться, сгибали их и разгибали в определенной, довольно простой последовательности, поворачивали туда-сюда обе кисти и вообще вели себя довольно нагло. Потом притихли, лишь едва напоминая о себе легким надавливанием, которому Кэт подчинялся, и наконец затихли.

— Запомнили? — Доктор Генрих отключил установку. — Теперь покажите, не снимая.

Кэт несколько раз повторил заученные движения.

— Замечательно. Это вы будете проделывать каждый день, например, вместо утренней гимнастики. Находясь рядом с Делано, разумеется.

— Зачем?

— Я же вам сказал, — проговорил Генрих своим воркующим голосом, от которого по спине у Кэта ползли мурашки, — чтобы легче было с ним ладить. Это мягкое, безобидное воздействие, которое не принесет никакого вреда и сделает его более покладистым. А теперь другой способ его обуздать, более радикальный — им вы будете пользоваться по мере необходимости. Старайтесь не злоупотреблять. — Генрих снова включил обучающие перчатки.

Новые движения были еще проще, здесь нужно было поворачивать и сгибать только кисти.

— Изумительно, — наконец сказал доктор и отключил свою аппаратуру. — Схватываете на лету. Теперь пройдемте. вы должны посмотреть, как это работает.

Выйдя на галерею, он повел Кэта напрямик через внутренний сад, где теперь сидели в тени у фонтана две молоденькие сестрички и весело хохотали. Они оборвали смех и молча проводили их взглядом.

— Прошу. — Генрих отворил дверь в темную комнату. — Проходите смелее. — Он вошел следом и закрыл дверь.

Кэт остановился у порога, привыкая к густому сумраку. В конце концов оказалось, что темнота не такая уж плотная: в углу горела лампа, накрытая материей, по краям которой пробивались полоски света. На кушетке он увидел темную фигуру.

— Вы хорошо начали, — сказал доктор Генрих, — еще бы немного он там посидел — и с глазами было бы плохо. А так ничего страшного. Встать! — неожиданно гаркнул он с удивительной для своего хрупкого сложения мощью.

Кэт вздрогнул, а Делано вскочил с кушетки.

— Прекрасно, — сказал Генрих нормальным голосом. — Видите? Он хорошо подчиняется, и если будет трудно, можете орать не стесняясь.

Делано молча стоял перед ними с тем же отсутствующим выражением лица, что и в саду.

— Когда мне его отдадут?

— Завтра. Вам позвонят и скажут, куда приезжать. А теперь ваше второе сильнодействующее средство контроля. Вашему, гм, пациенту, видите ли, свойственно лезть на рожон. И чтобы не повадно было…

— Почему вы не хотите помочь ему сделаться спокойным и тихим? Раз и навсегда?

— На этот счет, друг мой Кэттан, есть свои соображения. У генерала — не у нас, медиков… Будьте добры, вот это движение. — Генрих шевельнул руками, поворачивая кисти.