Андрей Лазарчук - Параграф 78

Я просматриваю этот кусок передачи снова и снова – и наконец понимаю, кто занимался киднапингом в нашей зоне (такие слухи ходили, но на войне всегда ходят страшные слухи – то о массовых изнасилованиях, то о «белых колготках», то о лесопилках, то о торговле трупами, то о торговле живыми… фольклор войны, что вы хотите) – да и вы, наверное, уже обо всём догадались.

Генерал на генерала не похож, а похож он на работягу с железнодорожного склада – ну ладно, на бригадира работяг. И поначалу, в первые годы службы, мне время от времени начинало мерещиться, что это так и надо, что оно не спроста – типа, вот мы какие, чернорабочие всемирной истории, грузчики прогресса…

Жаль, что я догадался обо всём только сейчас. Можно было бы догадаться раньше – и израсходовать мою пропащую жизнь с бОльшим толком.

Чтоб ты сдох, сраный ублюдок. Карбон.)

Отвлёкся – и хорошо, что отвлёкся.

Потому что Лиса меня бьёт, я ухожу, она снова бьёт, я подставляю раненое плечо и с хрипом валюсь на пол. И даже на некоторое время действительно теряю сознание.

На несколько секунд, я думаю.

Сквозь туман вижу и слышу: Скиф на меня орёт, не смей так ей говорить, а я уже не помню, что я там такое особое сказал. Что-то, наверное, сказал. И вряд ли соврал. У Скифа в руках пистолет. Не помню, чтобы он брал пистолет. Но это всё равно. Наверное, пистолет мой.

Итак, поединок состоялся и окончился двусмысленно, и теперь Лисе со Скифом надо принять какое-то однозначное решение, и они будут долго решать, что делать, а я уже знаю, что они решат. А именно: ничего. Они ничего не решат и будут ждать, когда я очнусь. То есть сделают именно то, чего я жду.

А пока у них есть пауза – предаться воспоминаниям. Воспоминания на пороге смерти – о-о… Беспредельно сентиментальная ситуация. Мексиканский сериал, японский мульт, сердцА в мелкие дребезги и два ведра липких слёз. С вашего позволения, усраться, милостивые государи…

Я лежу, а они уходят, уходят в полумрак, и в какой-то момент берутся за руки, я это вижу, я вижу это, о-о…

О-о-о…

Больно всё-таки. Хорошо дерётся Лиса, акцентированно.

Лежу. Типа, в глубокой отключке. Один раз подходит Скиф, проверяет пульс, уходит. От него уже пахнет Лисой. Ну, мало кто среди здесь ожидал чего-то иного…

Вот теперь можно встать и тихонько ползти в лабораторию.

Аппарат почти дотренькал вторую дозу, я трачу семь минут на то, чтобы надиктовать Скифу короткие инструкции и мои соображения о причинах и виновниках наших бед, потом встаю. Вынимаю кювету. На дне – тончайший порошок. По сути дела, это кучка отдельных молекул того самого тетрапептида д-КПГА. Просто теперь на «спине» каждой молекулы смонтирован какой-то хитрый механизм, выключающий вирусы «Еретик». Ингибитор.

Выдавливаю в кювету содержимое двух шприц-дротиков. Это ТЛ-4, такая курареподобная штука, почти мгновенно отключает мышцы – за исключением дыхательных (если не передозировать). Доливаю фентанилом из аптечки, всё размешиваю. По половинной дозе фентанила на каждого – нормально, это просто чтобы не нервничали. Отруб будет, но неглубоко и ненадолго.

Набираю смесь в два шприц-дротика, заряжаю арбалет.

Они, представьте себе, спят. Как две маленьких белых птички. Лиса спит очень удачно, закинув на Скифа толстенькое бедро…

Сколько лет я мечтал об этом! Прицелиться Лисе в жопу и нажать спуск. Мне хочется растянуть это мгновение, но я знаю, что теперь оно всегда со мной, поэтому – просто стреляю. И на голой жопе Лисы расцветает красный восьмилепестковый цветочек – стабилизаторы дротика.

Лиса вскрикивает и подпрыгивает, а Скиф мгновенно садится и пытается поймать пистолет, но я успеваю раньше – дротик вонзается ему в грудную мышцу, и он плавно проливается обратно на койку, где чуть медленнее (жирок всё-таки мешает всасыванию) расплывается Лиса. Скиф бормочет что-то, но не слишком разборчиво, и мне кажется, что это просто мат.

Остаётся мало всего. Мало времени – и мало дел. Но времени всё-таки меньше.

Вот что существенного я выяснил из того, на что раньше не обратил внимания или чего просто не знал, потому что никто не удосужился мне эту информацию сообщить: многие грузы при создании станции завозили сюда тайно, через подводный шлюз; очевидно, грузы эти транспортировали под днищами фальшивых танкеров или барж. Находится этот шлюз позади спортзала, за раздвижными воротами, которых я раньше не заметил. Точнее, заметил, но не понял, что это ворота: на створках их смонтированы «шведские стенки». И второе: в медотсеке установлена барокамера. Она лёгкая, из прозрачного пластика. Насколько я знаю, такие барокамеры применяют при всякого рода лёгочных поражениях и при начинающейся гангрене; наверное, и при каких-то других болезнях. Я прикинул её объём и вес – и решил, что она будет плавать, как пробка. Даже с двумя тушками внутри. Если, конечно, выкинуть всё лишнее, а именно матрац, дыхательную и измерительную аппаратуру, систему удаления отходов…

Интересно, непогода наверху продолжается?

Первым делом я проверил работоспособность шлюза. Хотя им не пользовались лет пять-семь, всё вроде бы работало, надо было только разобрать завал из пустых ящиков и старых досок. Делать это одной рукой было нелегко, но выбора у меня не оставалось. Тем более, что я уже научился отключать боль.

Жаль только, что нельзя вот так же волевым усилием восстановить разорванные мышцы.

Далее: я прикатил барокамеру к комнате, где валялись Скиф и Лиса. Дораздел их (благо, там уже мало что осталось снимать), затащил в барокамеру, сунул туда же диктофон с прощальным посланием, сигнальный фонарь, баллон с воздухом и пару патронов с поглотителями углекислоты. Думаю, на первое время им этого хватит.

Потом я промыл барокамеру чистым кислородом из баллонов, наддул её до двух атмосфер (иначе под водой раздавит) – и покатил всё это дело в шлюз. Подумал и написал на крышке несмываемым маркером: «Вскрыть не ранее 12-00» – на всякий случай с некоторым запасом.

Зачем я всё это делал? Убейте меня, не представляю даже. Я знаю, как это воспримет Лиса. Она будет реветь, когда её никто не видит. Я знаю, как воспримет Скиф. Он будет прыгать, как павиан, и орать, что проклятый Гудвин обманул его, благородного Скифа, сделал его, опустил, можно сказать, да так хитро, что не оставил Скифу ни шанса алаверднуться. Или ещё смешнее: Скиф очнётся первый, обнимая холодную, как мёртвая англичанка, Лису. Он закричит и заплачет, потом примет яд. Когда его страшные конвульсии закончатся, очнётся Лиса. Она обнаружит, что Скиф стал совсем зелёный (это яд так действует), всё-всё поймёт, меня простит – и воткнёт в своё большое многоместное сердце эсэсовский кортик…