Юрий Манаков - Гиперанатоксин

Ближе к вечеру, наконец, засек первую стаю. Несколько всадников пересекали наш путь, двигаясь в сторону реки. Я догнал Атечи и тормознул движение каравана, предложив сделать короткий привал, и пропустить неизвестный отряд перед собой. Но всадники захотели приключений на свои попки, дошли до тракта, посовещались и направились по тропе нам навстречу. Ну, что ж - встретимся и поговорим. Я повесил на пояс саблю и уселся рядом с дорогой, приказав жрице - отъехать за кусты и не показываться оттуда.

Минут через пятнадцать на полянку выехали шестеро степняков. Молодые, наглые и разбойничьи рожи. Увидев меня, радостно оскалились. Один ткнул плеткой в землю, на которой остались следы копыт наших лошадей, уходившие в сторону от дороги, и счастливо засмеялся. Добыча! Караван! Я сидел, прислонившись спиной к молоденькой березке, смотрел на степную шпану и с интересом ждал продолжения.

Два степных сокола гикнули и, пришпорив лошадей, поскакали ко мне. Один вырвался вперед и на скаку начал раскручивать аркан. Я поднялся на ноги, замедлил время и, когда петля аркана почти достигла головы, шагнул в сторону. Затем подхватил волосяную веревку аркана и обмотал ее вокруг ствола дерева. Степняк, приготовившийся уже скакать обратно, волоча за собой мое беспомощное тело, скривился лицом и поднял коня на дыбы. Второй друг степей, обрадовался неудаче соратника и решил, что теперь его выход. Он пришпорил коня и обогнал своего не слишком удачливого собрата. Я сделал шаг назад, прикрывшись стволом березки.

Степной сокол резко тормознул и тоже скривил физиономию. После чего, гарцуя на месте и явно любуясь самим собой, выдал мне в лицо длинную тираду, в которой упоминались мои родители, все родственники до седьмого колена и их противоестественные отношения с домашними животными и между собой. Затем, развивая тему, он плавно перешел на страшных демонов преисподней, мифических животных и нелюдей, смачно описывая взаимоотношения между ними и мной, друг с другом, а также всеми нами вместе в одном большом свальном грехе. Окажись все это правдой, я превратился бы в пепел еще в утробе матери, потерял всякую волю к сопротивлению и не пытался бы сейчас прыжками и действиями мешать захватить себя в плен.

С удовольствием выслушав этот перл степного эпоса, я поднял руку, вытянул средний палец и продемонстрировал его акыну в характерном интернациональном жесте. Степняк понял, что его оскорбляют без слов и посылают в том же направлении куда он отправлял меня. Мастер разговорного жанра задохнулся от возмущения и заткнулся.

Тем временем остальная команда висельников, без спешки успела подъехать, выстроилась в рядок и, сурово нахмурив брови, но и не без удовольствия, наблюдала за спектаклем. Двое из этих четверых после короткого приказа атамана - приняли решение и начали по дуге объезжать березку с расчетом оказаться от меня с противоположных сторон. Заняв позиции, раскрутили арканы и синхронно метнули. Я снова сделал шаг в сторону, подхватил концы обеих волосяных петель и успел завязать арканы узлом. Так что, когда всадники развернули коней и с визгом бросили их в галоп в разные стороны, - это была уже одна связанная веревка, которая натянулась и сдернула гордых степных воинов на землю. Нелепо взмахнув руками и ногами, степняки сверзились с коней, одновременно с касанием земли, завершив свой душераздирающий визг и громко выдохнув - 'хэк'. Я подхватил ослабевшую веревку, немного подтянул и привязал к березке оба аркана рядом с первым.

В это время акын-матерщинник, пылая праведным гневом, подъехал вплотную, замахнулся плеткой и попытался протянуть меня ей по лицу. Я скользнул ему навстречу, с трудом, но поймал, кончик плетки и, резко дернув на себя, попытался отнять у воина его оружие. Но плетка висела на ремешке, и я выдернул бедолагу из седла вместе с плеткой. Он совершил короткий полет в мою сторону с вытянутой перед собой рукой и завершил его на земле, выдав в пространство аналогично двум другим - степную жалобу 'хэк'.

Признав весь этот спектакль в высшей степени обидным оскорблением, двое из троих, еще оставшихся в седлах воинов, настроенные более чем решительно синхронно выхватили клинки, пришпорили лошадей и двинулись ко мне с разных сторон. Я стянул плетку с руки воина, очень сильно приложившегося диафрагмой. Сейчас он раскрывал рот, как вытащенная на воздух рыба, и без особого успеха пытался сделать вдох. Бедняга нуждался в срочном лечении и я прописал ему лекарство - самым кончиком плетки, от души протянул по лицу. Это радикальное средство помогло прочистить горло и гордый степной воин заорал дурным голосом. Я подхватил его за шкирку, вздернул на ноги и кинул на всадника, который с обнаженной сабелькой, подъезжал с левой стороны. Лошадь воина испуганно дернулась, а я метнулся к степняку с правого бока, заходя с противоположной от сабли стороны. Он наклонился вперед и попытался ткнуть клинком, просунув руку под горлом лошади, но опоздал.

Я проскочил раньше удара и, захватив ногу и левую руку всадника, выдернул его из седла. После чего очередной раз бросил в сторону второго степняка. Лошадь испугавшись встала на дыбы и, когда, наконец, всадник дал ей укорот, - я уже стоял рядом с ним, придерживая его правый кулачок, обнимающий рукоятку сабельки. Так, что мне потребовался только один хороший рывок, и буревестник степных полей, распахнув руки, как крылья, уже привычно вылетел из седла. Пролетел по воздуху метров десять и от души приложился о землю, оповестив всех о своей несчастной судьбе, универсальным - 'хэк'.

Подобрав с земли оставшуюся без хозяина саблю, я с размаху ткнул ей в березку, пробив несчастное дерево почти насквозь. Затем подхватил второй клинок и в броске, загнал его в ствол рядом с первым. Окинув взглядом поле боя, отметил, что шестой член бригады налетчиков, остается в сторонке и с мрачным видом наблюдает за всеми безобразиями. Я встретился с ним взглядом и продемонстрировал свое к нему отношение, скорчив наглую рожу и положив характерным жестом левую ладонь на сгиб правой руки. Главарь все понял правильно, - его посылают куда подальше. Он задохнулся от оскорбления и полез в налучье за луком. Ха. Наивный парень. Я скользнул на несколько шагов в сторону и подобрал с земли третью сабельку, без промедления отправив ее в коня главаря. Клинок просверкнул в воздухе и проткнул горло лошади насквозь. Конь встал на дыбы и завалился на бок, сбросив с себя седока. Причем, главарь не успел вынуть ноги из стремян и оказался прижатым к земле, бьющимся в конвульсиях животным. Он заорал дурным голосом, пытаясь освободить из-под лошади зажатую и поврежденную ногу.

Краем глаза я постоянно фиксировал всех участников схватки и, как только, очередной претендент развалить меня на две половинки, размахивая саблей, подбежал вплотную, резким щелчком плетки ударил его по руке. Сабля выпала из поврежденной руки. Я сделал шаг ему навстречу, легонько оттолкнув в сторону, чтобы не мешал, поднял клинок и переправил в общую кучку на березе. Но воин не растерялся - цапнул левой рукой у себя на поясе нож, обнажил его и попытался воткнуть мне в горло. С некоторой долей небрежности перехватив руку с оружием, я вывернул ее на пол-оборота, ломая кости в запястье. Вынул нож из ослабевшей руки, взял за лезвие и кинул в следующую жертву, которая тоже имела несколько извилин в голове, вспомнила о луке и попыталась достать метательное оружие, притороченное к седлу лошади. Серебряной рыбкой клинок мелькнул в воздухе и по самую рукоятку вошел в правое плечо хитреца.